— Ладно, — успокаивал он сам себя, — в двадцать лет жениться было безумием, в двадцать пять — глупостью, а вот в тридцать четыре уже, пожалуй, можно.
Богуслав велел запрягать свою самую красивую из крулевской коллекции шенбруннскую карету.
Было время, Богуслав принялся коллекционировать красивые кареты, но, когда в каждом его поместье их скопилось до восьми-десяти штук и уже не было места, куда бы их ставить, Богуслав отказался от этой своей затеи, несмотря на то, что от лифляндских каретных дел мастеров чуть ли не каждый день приходили листы с предложением купить новую карету, какой еще пока нет ни при одном королевском дворе. В прусском Крулевце, где Богуслав, впрочем, не часто бывал, у него имелось лишь две кареты. Одна из них, шикарная, из красного дерева, вся в позолоте, в резных скульптурах и канделябрах, была подарена французской королевой. На такой золотой повозке не стыдно было показаться перед очами любой августейшей персоны, не говоря уж о Марии Оранской. Но вот беда! Некоторые ремни, смягчавшие толчки колес при езде, перетерлись, к тому же лопнуло стекло на одном окне, ремонта требовало заднее колесо, облупилась позолота на дверце — итог частых разъездов по крулевским улочкам, переулкам, а порой и бездорожью. В Крулевце, столице Прусского герцогства, вассала Польского королевства, Радзивиллы считались самыми богатыми князьями Речи Посполитой, пользуясь уважением куда большим, чем сам король, и Богуслав сей имидж старательно поддерживал, гоняя по всему Крулевцу (или Кёнигсбергу, как угодно) на своей позолоченной карете, запряженной белоснежными скакунами, по любому поводу: на бал, на званый ужин, покататься с очередной паненкой, одуревшей от блеска золота и белых зубов самого импозантного Радзивилла, либо просто, чтобы прогуляться перед сном…
— Черт! Черт! Черт! — ругался раздосадованный Слуцкий князь. — Эта карета вообще самая шикарная из всех моих карет!
И то было истинно так. Такую шикарную позолоченную штуковину на колесах Богуслав считал нужным показывать лишь только в Крулевце, ибо литвины, где бы ни увидали Богуслава в сей «золотой раме», лишь улыбнулись бы, мол, вот опять пан Радзивилл пускает золотую пыль в глаза, а значит, худо у него с грошами. На родине Богуслава хорошо помнили причуды былых Радзивиллов, когда, невзирая на тяготы жизни, эти паны соревновались в роскоши, и один из предков Богуслава катался летом на санях по соли, кою в тот год было трудно купить… Богуслав слишком хорошо знал своих земляков, чтобы «светиться» такой дорогой каретой на узких улицах Вильны (где вызвал бы лишь только смех), на хорошо продуваемых улочках Менска и Гродно (где вызвал бы лишь недовольство дешевым выпендрежем) или Несвижа (где на него никто бы вообще внимания не обратил, приняв за Михала). А вот простодушные пруссы, глядя, как грохочет по мостовой копытами и колесами шикарная карета, словно колесница древнеегипетского бога Ра, напротив, восхищались, говоря: «Ну, вот, если в нашем провинциальном Крулевце пан Богуслав на такой тачанке катается, то, стало быть, в Слуцке, на Биржах и в Кополе, не говоря уж о Вильне да Варшаве, у него еще лучшие имеются!»