Алла времена в колонии вспоминала с разными чувствами. Все-таки кое в чем лучше, чем СИЗО. Много свежего воздуха, хотя тот же барак. И не так часто обыскивают. А так задолбали обысками и личными досмотрами. И кормили в колонии лучше, и можно было украсть.
Аллу во время допросов еще били. Требовали назвать сообщников. Обычно целью избиений были босые пятки девушки. По ним лупили резиновой дубиной, что очень болезненно. Но при этом сравнительно безопасно для здоровья. Еще Алла раздев, хлестали резиновыми шлангами. Тоже относительно безопасно, но болезненно. Девочку жалели, и опасных для жизни пыток не применяли.
Однако попробовали все-таки жаровню. Это когда босые подошвы смазывают растительным маслом, а потом на расстоянии ставят жаровню. Боль от этого дикая. А голая подошва всего лишь покрывается небольшими волдырями, которые через несколько дней бесследно проходят.
Такая пытка отличалась эффективностью. А если учесть какие у Аллы, красивые, точенные, изящные ножки... Понятно, что следователи не могли не соблазниться на пытку. Алла, в конце концов, не выдержала и подписала признания, что она диверсантка. Но все равно никого не выдала. Точнее только кричала, что ничего не знает.
Жаровня это очень паскудная пытка. Ее можно повторять несколько раз. И она остается болезненной и относительно безопасной. Алла могла, что угодно признать. К счастью в тот момент произошел небольшой откат. Да может еще и девочку, пожалели. Вынесла тройка приговор: десять лет диверсантке. По малолетству немного.
И иди по этапу. И лагерь попался не худший, в Нижнем Поволжье, все же не Магадан. И контингент не самый паршивый. А когда началась война, выпустили Аллу. И на фронт пошла рыжая воительница.
Такая тюремная судьба.
И хотя Аллу посадили как политическую, она еще имела преступление чисто уголовное: воровала с подругами. Даже сколотила свою малолетнюю банду. Но пришили ей как раз политику! Такие были тогда времена!
Вот Матрена вообще десять получила за колоски. Тоже была в колонии-малолетке, и ишачила. Только в Сибири. И ничего выжила эта корова. И тоже умудрилась забеременеть. Такие уже бабы. И мужики до них падки. Но если сучка не захочет, кобель не заскочит! Во всяком случае, в колонии, девушки не слишком стеснялись. Тем более за секс еще и платили.
Девки там работали, развлекались, короче говоря, жили и неволе. И расцвели на казенных харчах.
Аленка в колонии не была, но тоже загремела в СИЗО во время чистки. Там ее привезли в бокс. И приказали раздеться. Затем женщина в белом халате, Аленка подумала, что это медсестра - произвела обыск. Осмотрела девочке волосы, между пальцев рук и ног. Но касалась тела легко, даже нежно. Заглянула в интимные места, но ничего не повредила. Мягко провела рукой в резиновой перчатке.
Аленка даже не сразу сообразила, что это шмон. Думала, что ее осматривают, на предмет болезней. Сказала, что она с младенчества ничем не болела. Что хорошо себя чувствует, только сильно волнуется связи с арестом. Что недавно приняла душ, и сама является спортсменкой-разрядницей.
Аленка думала, что ей проверяют волосы на предмет вшей, и просто исследуют тело.
Женщина в белом халате вежливо попросила присесть несколько раз. Аленка легко присела. И ей напоследок погладили пяточки.
Лишь когда девочке обратно вручили одежду, а "медсестра" провела руками в перчатках по швам. Аленка поняла, что пережила одно из самых важных событий в жизни арестанта: шмон.
Тут еще и унижение девушке не вернули джинсы и туфли с металлическими пряжками. И пришлось Аленке идти в камеру в одной рубашке. Пред этим ее, разумеется, еще сфотографировали, сняли отпечатки пальцев, и вымыли в душе. Последнее не очень приятно - поливали холодной водой из шланга.
Крайне паскудная получилась ночь. Себя чувствуешь униженной и оплеванной, а зубы стучат от холода. Да и еще охранник-мужик на тебя во время обмывания, плотоядно смотрит. А это неприятно, Аленка тогда была еще невинной. А что она ведь еще школьница, попавшая в конвейер.
Тога в тридцать седьмом году сажали всех подряд. И с доносами, и без доносов. В том числе и детей. Аленке повезло... Она оказалась активисткой, писавшей прекрасные стихи о Сталине и партии. Да и ее родите - вне подозрений.
Но несколько дней пришлось провести в камере с другими девочками. А это не слишком здорово. В камере больше сотни девчонок, на всех не хватает коек. Даже ноги просто не протянешь. Тесновато вот сидеть и лежать одна на другой. Тела потные, и воняет в камере. Хорошо еще, что сидят только девочки, и не так неприятно, и почти никто не курит.
Аленку успели привести на допрос. Посадили в специальное кресло, задрали ноги к верху и стали лупить резиновой дубиной по пяткам. А это очень больно. Удары отдаются через все тело и бьют по затылку.
Требовали дать показания на родителей и одноклассников.
Аленка, воспитанная в лучших советских традициях, как истинная патриотка, сжала плотнее губы и терпела. Ни вымолвила, ни слова, и смогла сдержать стоны. Хотя прокусила губу до крови.
Потом на опухших ногах с трудом добралась до камеры. Девочки-сокамерницы надо отдать им должное, встретили с сочувствием, и даже выделили место, чтобы Аленка могла полежать. Вытянув разбитые ноги, девочка испытала подобие блаженства.