Пришлось прогуляться до урны. Фрау приветливо заулыбались. Марцель вяло помахал рукой и побежал за напарником. — Нет, тут свихнуться можно. Никакой свободы. А Шилтон, судя по течению его мыслей, уже успел пройти вглубь монастыря и даже выбрать первую жертву своего обаяния.
Раньше работал в Британском университете, позже перевелся в Саксонскую зону, чтобы лучше изучить кирпичную готику раннего периода. Монастырь Святой Клары был основан в первой половине тринадцатого века, это типичная постройка того времени. Но, к сожалению, до наших дней дошло мало образцов, сохранившихся в таком прекрасном состоянии. У вас еще и кирпич глазурованный, а считалось, что этот элемент появился немного позднее.
Мы с моим помощником очень интересуемся. А вот и он, к слову, сестра Анхелика. Я вас познакомлю сейчас. «Очень способные и скромные юноши. Не смотрите на внешность, это всего лишь подростковый бунт. Шванг, идите сюда, я здесь». «Скромные юноши…», Марцель мысленно взвыл от восторга и, опустив очи долу, поплелся к напарнику.
«Да, да, очень скромный, особенно по сравнению с самим Шелтоном, у которого стыд и совесть отсутствуют в принципе». «Добрый день, фрау», — вежливо поздоровался Телепат. Подозревая, что вялые интонации напоминают скорее не о скромности, а о слабоумии. «Простите, профессор, я хотел сделать пару фотографий снаружи и немного отстал». «Ничего, я все понимаю. Юношеский энтузиазм», — отеческий улыбнулся Шелтон.
Зрачки у него неприятно сузились. Наверное, не стоило врать про фотографии, если аппаратуры никакой у Марцелля явно с собой нет. Ну, можно же подумать, что он делает снимки на телефон. Шванг, это не фрау, это сестра Анхелико, она монахиня и смотрительница здешнего музея. Сестра Анхелико, познакомьтесь, это Марцель Шванг, один из лучших моих студентов, а ныне еще и ассистент.
Очень горжусь им, надо сказать. Хотя гордыня, наверное, грех. Непринужденно рассмеялся Шелтон. Белозубый, домашний, солнечный, с непослушной прядью, все время выскальзывающий из-за уха, он то и дело поправлял ее, сквозь проводя пальцами от уголка глаза к виску. Монахиня следила за Шелтоном и ласково улыбалась, прикрыв морщинистые веки. Кожа у нее была словно пергаментная, желтоватая и хрупкая на вид, сплошь в пигментных пятнах.
Руки тонкие, такие птичьи косточки, как у марцеля, а глаза, голубые, удивительно ясные. Мысли у сестры Анхелики текли спокойно, точно ложились ровные стежки на полотно для вышивания. Одно к другому, привычно и размеренно. Радость от приезда нежданных визитёров из города, наслаждение тёплой и ясной погодой, память о том, что нужно подрезать какие-то там кусты в саду, а тонким флёром поверх всего размышлений о Шелтоне.
— Ах, как похож на него! — так же смеется негодник. — А он, поди, уже состарился или вовсе умер? — Боже святый, храни всех нас, дай здоровья этому мальчику. Марцель поспешно вынырнул, отодвигая мысли монахини на периферию сознания неразборчивым шепотом. Почему-то подслушивать чужие молитвы было неловко, даже такие незамысловатые.
К тому же, вряд ли эта птичка божья может знать что-то о таком мерзавце, как Штайн. Между тем, Шеллтон не терял времени зря. «Значит, с материалами из коллекции-музея мы можем ознакомиться в любое время?» «Очень хорошо», — нахмурился он, словно припоминая. «Наверное, перед началом работы нам следует хотя бы засвидетельствовать почтение отцу Петеру, так?»
Все-таки это он в свое время провел огромную работу по систематизации фондов. От монахини пахнула грустью, кисловато обреченной, застарелой. — Он редко сейчас может разговаривать с прихожанами, — вздохнула женщина, машинально оглаживая кончиками пальцев крупные агатовые четки на запястье. — Не по слабости душевной, а из-за телесного недуга. Я могу узнать, выйдет ли он сейчас к вам, но надежды немного.
— Понимаю, — Шелтон скорбно наклонил голову, — не смею требовать большего, но я был бы очень счастлив иметь возможность хотя бы взглянуть на этого удивительного человека по крупицам собравшего историю монастыря. Сестра Анхелика еще раз вздохнула и начала медленно перебирать черные бусины. Щелк, щелк, щелк.
Мартель хотела уже было вмешаться, но тут она решилась. — Подождите здесь, пожалуйста. Я проведу и отца Петера, и тогда позову вас, если он может сегодня подняться с постели, — добавила монахиня совсем тихо. — В конце концов, может, разговор с новыми людьми облегчит его страдание? Это безыскусно простое страдание острым камешком прокатилось по нервам Марцеля.