Даже сейчас, когда телепатия ослабла почти до полной глухоты, как слабеет слух после рок-концертов, разум Шелтона все равно ощущался холодным, спокойным и бесконечно сложным. Простые человеческие эмоции вязли где-то на самой поверхности, в ровном и плотном потоке логических цепочек. Иногда у Марцеля появлялось чувство, что задеть стратега эмоционально так же сложно, как пробить с ноги футбольным мечом реку до самого дна.
Законы физики, то, что легче воды, сразу выталкивается. Именно поэтому Шелтон смог стать для телепата абсолютной точкой опоры. И именно поэтому он был не в состоянии осознать какой это кошмар, слить разум с сознанием медленно умирающего человека, принять его кошмары, пропустить их сквозь себя, забывая о том, что у него нет выхода, не у тебя.
Хуже, чем самому получить смертельный диагноз и только на операционном столе узнать, что он был ошибочным. Хуже потому, что кроме колоссального облегчения появляется еще мерзкое ощущение напоминания, для кого-то другого эти чувства были не понарошку. «Сводит с ума!» Что-нибудь полезное обнаружил? Спокойно поинтересовался Шелтон, когда Марцель наконец открыл глаза.
Точнее, лишь внешне спокойно. Руки, поддерживающие телепата, были напряжены. Ах, да, прикосновения, ага, только вот облом, лиц он правда не запоминает, вообще, последние месяца два как в тумане, а дальше нам и смотреть не нужно, да? Марцель на пробу пошевелил ногой. Мышцы уже слушались вполне нормально.
Затем попробовал встать, немного водило голову, но это скорее относилось к самовнушению, чем к физиологии. Шелдтон отступил на шаг, на вид невозмутимо, как всегда, но рукава сразу натянул до самых пальцев. — Смысла нет. Крайняя дата возвращения Штайна в Хаффельберг — тридцать четыре дня назад, после его исчезновения из Шелдорфа. — Ага, — повторил Марцель уже задумчиво.
Значит, еще кое-что отсеивается. Там была, похожая по описанию девушка, чуть пораньше. Она зашла, поздоровалась со священником и вышла. Но Штайн ведь парень, да? Ладно, забудь. В общем, новых прихожан в храме Отец Петр не помнит. Если кто-то и заявлялся на проповеди, то отсиживался на задних скамейках и одевался неприметно. Но есть кое-какие любопытные воспоминания. Об исповеди.
Некий человек, вроде молодой, дважды приходил и говорил с отцом Петром. В первый раз спросил о том, можно ли украсть у вора и будет ли это грехом. Во второй жаловался на какое-то искушение. «То, что мне не принадлежит, я хочу отдать во искупление нуждающимся, но это соблазн, такой соблазн, он меня мучает», — по памяти процитировал Марцель. Странная такая речь, слегка театральная, на публику, как говорится. И знаешь что? Его голос отец Петр раньше никогда не слышал, или слышал настолько давно, что успел забыть». — Интересно…
— мыкнул Шелтон, поднялся с пола и подошел к священнику. Застегнул ему воротничок, чинно уложил руки на подлокотники, потом подумал немного и подтянул повыше зеленый плед, накрывая старика до плеч. Вероятность шесть к одному, что это не совпадение, а след. В разговорах с шельдорфским священником Штайн тоже часто упоминал искупление, ошибку, украденные у вора.
Очевидно, организация привязала Ноа Штайна недостаточно крепко. «Ну, стопроцентно надёжных поводков в принципе не бывает», — насупился Марцель. Слово «привязывать» ему не нравилось в принципе, кому бы оно ни относилось, даже если и к Штайну. Было в этом слове что-то такое обречённое, гадкое, как в неизлечимой болезни. И вообще, чем может зацепить средней руки мафиозная группировка неженатого молодого мужчину, у которого нет ни родственников, ни сколько-нибудь значимого имущества, ни даже хобби.
Ну, кошка была, как он запросто удрал вместе со своей кошкой или пристроил ее в приют для животных, кто знает. — Амбициями, Шванг, — усмехнулся Шелтон, скрещивая руки на груди. — Амбициями и возможностью быстро заработать деньги. Есть еще адреналиновые маньяки, но Штайн к ним явно не относится.
— Ты достаточно оправился от прослушивания. — Угу, — механически кивнул Марцель, и только потом до него дошло. — Что, тебе его голос дать послушать из воспоминаний? Прямо сейчас, да? Даже при одной мысли об этом заломило виски. Телепат уставился вниз и сморгнул. Каменный пол был истечен трещинами, как морщинами, в них набилась буроватая грязь и испеклась, зацементировалась, и отчего-то Марцель очень ясно представил себе, какое будет чувство, если ковырнуть эту грязь ногтем.