— Еще нет. Я просматриваю их вечерами.
— Найдешь там сообщение: в Германии к власти пришел главарь фашистов, фюрер национал-социалистической партии Гитлер.
— Гитлер?
— И к чему это приведет, догадаться не трудно. Его приход был подготовлен всеми предшествующими событиями. Недаром Гитлеру оказывают поддержку крупнейшие немецкие промышленники и банкиры… Пойдем, Александр Васильич, домой, нас ведь жены ждут.
— Да-да, я обещал Аленке в кино сегодня сходить, а теперь уж какое кино.
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
В тот же вечер в дом Сыромолотова, как всегда, украдкой пришел Сморчок. Старик долго не решался рассказать Егору Саввичу, как польстился на чужие деньги и выдал себя. По-дурацки все получилось, бес, видно, попутал, жадность проклятая обуяла. Увидел десятку, забыл обо всем. Сколько времени изображал из себя тугоухого, и все верили, а тут на тебе — услышал!
Сначала Сморчок решил, что ничего особенного не случилось, потом начал беспокоиться. Ему стало казаться, что после случая с деньгами и Слепов, и Майский, да и все вокруг, смотрят на него по-особенному, что они знают о нем все или о многом догадываются. Куда бы ни пошел Сморчок, он все время оглядывался: не следит ли кто. Ночами не спал, пить стал больше, тратя на водку все деньги.
Вернувшись от Парамонова, старик несколько дней не мог оправиться от потрясения, стал заговариваться, неся несусветную чушь, так что даже Иван Тимофеевич поглядывал на него с удивлением.
— И чего с тобой стало, Сморчок? — удивлялся бывший партизан. — Вроде бы тебя по голове трахнули.
Сморчок согласно кивал и глупо улыбался.
— А мы теперя соловьи-разбойнички, — говорил он. — Как свистнем да как гаркнем, зашумит еловый лес, закачается и пойдет по нему стон да гул.
Он засовывал в рот два грязных, с обломанными ногтями пальца и свистел.
— Будет дурить-то, — останавливал его Иван Тимофеевич. — И впрямь, как разбойник свистишь. Скажи лучше, когда на рыбалку пойдем.
— А мы теперя соловьи-разбойнички, — снова заводил свое старик. — Вот свистнем, вот гаркнем…
— А ну тебя, совсем стал блаженненький, — сердился Буйный.
Сыромолотову Сморчок старался попадаться на глаза как можно реже, но нужда гнала его в дом старшего конюха, там можно было выпить на даровщину. Егор Саввич тоже заметил странное поведение старика и забеспокоился.
Сболтнет лишнее Сморчок, тогда и ему, Сыромолотову, несдобровать. Но лишиться верного слуги не хотелось. Старик мог еще пригодиться. Он по-прежнему был глазами и ушами Егора Саввича в конторе.
Сегодня они, как всегда, сидели вдвоем в кухне. Графин с настойкой уже наполовину опустел. Но, странное дело, Сморчок пил и не пьянел. Мелентьевна и Дуня давно спали, в доме стояла тишина, только постукивал маятник часов в горнице, куда дверь была открыта. Егор Саввич догадался, что у Сморчка есть какой-то разговор, начать который он боится. Старший конюх в упор рассматривал тщедушную фигуру старика и все подливал ему вина.
— Сказывай, с чем шел-то, — не вытерпел хозяин дома. — Будет юлить-то.
— Да я ничего, Егор Саввич, я так, — бегая глазами, попробовал увильнуть Сморчок. — Дай, думаю, загляну, проведаю приятеля.
— Сказывай, с чем шел, — повторил Сыромолотов, опуская на стол волосатый кулак. — Я тебя насквозь вижу.
Старик опасливо посмотрел на кулак, вздохнул и признался:
— Правда твоя, Егор Саввич, оплошку допустил, да вот и не знаю, как сказать-то. Ты только не серчай. Боюсь я тебя, когда ты серчаешь. Сморчка обидеть каждый может, а заступиться некому. И пожалеть некому. Один я на белом свете, как перст. И бог, видно, забыл меня, хоть бы призвал к себе поскорее.
— Понес-поехал. Говори, чего накуролесил.
Охая и вздыхая, Сморчок рассказал, как выдал себя, соблазнился проклятой десяткой. Сыромолотов слушал, и в глазах его вспыхивали недобрые огоньки. Нет, теперь от старика проку ждать нечего. Морока только с ним, и до беды недолго. Пришло, видно, время убрать его. Так спокойнее. Сегодня на десятке попался, а завтра еще чего-нибудь натворит, тогда поздно будет. Но как же ловко поддел старика Слепов. Случайно или знает что-то? Востро надо ухо держать, востро.
— Дурак ты, — сказал Егор Саввич, когда Сморчок замолчал и, поглядывая на хозяина, неуверенно потянулся к графину. — Дурак и есть.
— Вот ты и осерчал, — жалобно упрекнул старик, отдергивая руку от графина. — А ведь обещал не серчать. Бес попутал, каюсь, так что теперь делать-то? Вот и шел к тебе за добрым советом, а ты ругаешься.
Рука старика опять потянулась к графину. Егор Саввич сам взял графин, но наливать не стал, а, приблизив лицо к Сморчку, гипнотизируя его взглядом, тихо сказал: