— Все понимает. Хозяйство наказал сторожить.
— Вот диво. И где ты сыскал такого?
— Знакомый подарил. Пошли.
Парамонов шагал легкой, упругой походкой, умело обходя пни и коряги. Под его сапогами не хрустнула ни одна ветка. И хотя он делал небольшие шаги, Сморчок едва поспевал за ним. Шли без тропы, направление Федор выбирал по каким-то ему одному известным приметам. Деревья временами так густо переплетали ветви, что, казалось, пройти среди них невозможно. Но, Федор, пригибаясь, отыскивал лаз и ловко проскальзывал между стволов. Зато Сморчок цеплялся за сучки одеждой, оступался и тихонько бормотал ругательства. Часа через два старик взмолился:
— Отдохнем, Федор, задохся я совсем. Сил нет больше.
— Успеешь, отдохнешь, — бросил, не оглядываясь, Парамонов. — Теперь близко. Вот сейчас болото будет, а за ним и наше место.
И в самом деле, деревья расступились, открыв небольшое болото, заросшее тростником и осокой. Кое-где поблескивали окна чистой воды. Из тростников, громко хлопая крыльями и испуганно крякая, поднялась пара уток. Федор остановился, осмотрелся и повернул влево. Начались кочки. Он прыгал с одной на другую, уверенно пересекая болото. Сморчок, подражая ему, пытался делать то же самое, но у него получалось плохо. Размахивая руками, он едва удерживался на кочке и боязно примеривался к следующему прыжку. Впереди показалось широкое окно с черной водой и плавающими на ней листьями кувшинок. Здесь с кочки на кочку был переброшен березовый ствол с ободранной корой и обрубленными сучьями. Федор легко перебежал по бревну и остановился на той стороне окна. Сморчок попробовал ногой бревно — крепко ли лежит.
— А ну как оступлюсь? — он жалобно посмотрел на Парамонова. — Здесь, чать, глыбко.
— До пояса, — отозвался Федор и вдруг закричал: — Долго мне ждать?
— Чего ты, чего кричишь-то, — испуганно и примиряюще сказал старик. — Тебе ладно, ты молодой да ловкий.
Ступив на бревно, Сморчок, изгибаясь и мелко переступая ногами, заспешил к Федору. Когда он добрался до половины бревна, Парамонов резко ударил ногой по концу ствола и оно соскользнуло с кочки. Старик, взмахнув руками, упал в воду.
— Федор! — донесся его отчаянный крик. — Тону я, Федор! Помогай.
Сморчок сразу же погрузился выше груди. Над водой торчала только голова с седыми косматыми волосами. Выпученные от страха глаза, готовы были вылезти из орбит. Он хлопал руками по воде, пытаясь удержаться и дотянуться до бревна.
— Господи, да что же это? Фе-е-до-ор! Тону я…
Парамонов стоял не двигаясь и смотрел, как старик барахтается в болоте.
— Федор! Чего же ты? Помогай! Тону я! Фе-до-ор…
Вода уже доходила Сморчку до подбородка. Намокшая одежда тянула его, и сил у старика явно не хватало, чтобы удержаться.
— Федор! Фе-де-нька! Ну помогай же. Господи, господи… Фе…
Голова Сморчка скрылась. Вода еще беспокойно плескалась, со дна поднимались пузыри и лопались, распространяя вонь.
— Все, Егор Саввич, нет больше Сморчка.
Парамонов нагнулся и, подняв конец бревна, укрепил его на прежнем месте.
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
Кончился сентябрь, задули холодные октябрьские ветры, а отряд Виноградова не возвращался. Все чаще небо заволакивали серые низкие облака, северные ветры гоняли по улицам Зареченска сухие листья, моросили нудные дожди, а потом стали пролетать мелкие колючие снежинки или сыпала такая же мелкая снежная крупа.
— Теперь, поди, скоро, — говорила Домна Никифоровна и по несколько раз в день выходила за ворота посмотреть, не едет ли Ваганов и его товарищи. Заходила старушка и в контору, спрашивала директора, но и он не мог сказать ничего определенного. Инвалид Савелий, встречая ее в конторе, говорил:
— Сами ждем не дождемся.
Домна Никифоровна каждое утро делала уборку во всем большом доме, держала наготове самовар, запас воды в кадках для бани — знала, Степан Дорофеевич первым делом захочет попариться.
И все-таки приезд Ваганова был для нее неожиданным. Отряд разведчиков появился в поселке под вечер. Степан Дорофеевич условился с начальником отряда, что как только он доложит приисковому начальству о прибытии, сразу же придет к нему, Ваганову, у него пока и поживет.
Когда дядя и племянник вошли в дом, старушка всполошилась, словно они и вправду были для нее нежданными гостями.
— Ах, батюшки, — запричитала Домна Никифоровна, бестолково метаясь по комнатам. — Вот ведь оказия. А у меня ничегошеньки-то и не приготовлено.