— Это интересно, Семен Прокопьевич, то, что вы ищите. Было бы здорово заставить драгу работать без остановки. Заходите как-нибудь ко мне вечерком, посидим за чашкой чаю, подумаем вместе.
— Добро. Одна рука и в ладоши не бьет. Своим-то умом живи, а чужого спрашивайся.
— Верно, Семен Прокопьевич, и я так считаю.
На драге Майский пробыл почти половину дня. Собираясь уезжать, сказал Зубову:
— Договоримся так, Семен Прокопьевич: если Тарасенко ко времени не подъедет, что вообще-то довольно странно и непонятно, принимайте команду полностью и — счастливого плавания. Нам каждый день дорог, ждать нельзя. Я уверен, справитесь.
Слова директора прервал дребезжащий телефонный звонок. Аппарат на драге установили недавно. Трубку взял Зубов.
— Зубов это. Здесь он, здесь. Сейчас, — и прикрыв трубку второй рукой, тихо добавил, глядя на Майского: — Слепов звонит, Александр Васильич.
Едва Майский поднес к уху трубку, как сразу же услышал глуховатый голос секретаря.
— Наконец-то разыскал тебя, — вместо приветствия сказал Иван Иванович. — Все шахты обзвонил, а ты вон куда забрался.
— С утра на драге. Я же тебе записку оставил. Посмотри.
— Не видал я никакой записки. Слушай, Елена Васильевна раз десять звонила. Срочно ты ей понадобился. На «Комсомолке» такое случилось, такое… Не велела говорить только. Пусть, мол, едет скорее, тогда и узнает. Да ты не пугайся, добрые вести, добрые. Словом — сюрприз.
— Ну ладно. А больше никто не спрашивал?
— Воронцов звонил. Интересовался, когда пустим драгу.
— А ты что ответил?
— Сказал, подойдет время — тогда и пустим.
— Правильно, Иван Иванович. Тебе для сведения: на драге все готово, только что лично проверил. Ждут Остапа Игнатьевича, а он все блины тещины ест. Ну, а еще кто по мою душу приходил?
— Как будто никто, — Слепов помолчал и радостно добавил: — Да, чуть не забыл, охотник твой приехал в Зареченск. Сегодня утром.
— Знаю, Иван Иванович, я его уже видел.
— А я-то хотел обрадовать тебя.
— Спасибо за доброе намерение. Кстати, он у меня сегодня будет. Да, дома. Вечером приходи на огонек, а? Будем ждать. Я сейчас, Иван Иванович, еду на «Комсомольскую», а уж оттуда в контору. Если кому понадоблюсь, пусть ждут.
— Хорошо, Александр Васильич, торопись на шахту. Супруга твоя изнервничалась.
Майский повесил трубку на рычажок аппарата и посмотрел на Зубова, деликатно отошедшего в сторону.
— Значит, договорились, Семен Прокопьевич? Я опять насчет драги. Если Тарасенко не приедет вовремя, начинайте сами. Команды отдельной не ждите. И второе: думайте, ищите, как если не на круглый год работать, то хотя бы сезон удлинить.
Зубов проводил директора до мостков и долго еще стоял на понтоне, смотрел, как высокая фигура Майского пересекает водоем, как садится он в двуколку.
А Александр Васильевич, пустив рысью отдохнувшего Пегаса, пытался угадать, что же там стряслось, на «Комсомолке». Так просто Аленка звонить не станет, ясно. И вот ведь какая, не велела Слепову говорить. Гадай теперь. А если несчастный случай? Это же шахта. Александр Васильевич был почти уверен, на «Комсомолке» случилось что-то нехорошее. Иначе Аленка не разыскивала бы его, а Слепов сказать не хотел, пусть, мол, сам все увидит. Но почему тогда он так спокойно разговаривал по телефону? Нет, здесь что-то другое. Вот, черти, задали загадку. Думают, у директора нервы железные, что ли. Ну, погодите, я вам покажу сюрприз. Еще утром, собираясь на работу, Аленка говорила, что за «Комсомолку» ему можно не беспокоиться. Там подобрался дружный и работящий коллектив. Молодежь этой шахты первая начала борьбу за ударный труд, там появились и первые на прииске ударники. А бригада Пестрякова стала лучшей. Вот тебе и Данилка, смешной, нескладный и тайно влюбленный в учительницу парень. Он-то думает, что об этом никто не догадывается. Жаль, Любовь Ивановна не отвечает ему взаимностью. Получается, как было у него, Майского, с Аленкой. Надо будет поделиться с Данилкой опытом…
Александр Васильевич так задумался, что совсем не смотрел на дорогу, по которой ехал. Но хорошо натренированный Пегас словно знал, куда надо седоку, и без команды повернул на развилке дорог в нужную сторону. Правда, бежал он не так резво, как бывало, годы и на него наложили свой неумолимый отпечаток. И все-таки это был еще добрый конь.
Показалась шахта. Директор подъехал к домику, и выпрыгнул из двуколки, набросил вожжи на крюк, вбитый в столб у ворот. Пегас сам потянулся сюда, запомнив, где надо останавливаться. Двор шахты словно вымер, нигде ни души. Александр Васильевич зашел в конторку — там никого. Он собирался уходить, но в соседней комнате послышались голоса. Распахнул дверь и увидел жену и Данилку Пестрякова. Они стояли к нему спиной, склонясь к столу. Как по команде оба оглянулись.