— Послушай, Аленка, — заговорил он, направляясь к умывальнику, — у нас сегодня будут гости.
— Правильно, только гостей мне сейчас и не хватает. Перестань шутить.
— А я не шучу. Просто забыл сказать давеча, на шахте. Ты приготовься, вернее, приготовь что-нибудь. Я много народу пригласил.
Елена повернулась к мужу, держа в одной руке нож, а в другой наполовину очищенную картофелину. По его лицу она поняла, что он говорит серьезно, и вздохнула.
— Ты эгоист, Саша, и не жалеешь меня, а может, и не любишь больше… Ну ладно, гости так гости. Мне нравится, когда в доме народ, особенно, если это друзья. Но сегодня я устала и поволновалась. Кого же ты ждешь?
— Самый главный сегодняшний гость — Никита Гаврилович. Он приехал утром, это я тоже не успел тебе давеча сказать.
Жена чуть улыбнулась.
— Возможно, он придет со своим дядей Степаном Дорофеевичем. Помнишь его?
— Смутно. С дядей или без него, я рада видеть Никиту Гавриловича. Для меня он как близкий родственник. Еще кто-нибудь будет?
— Ага. Иван Иванович, вот только не знаю, со Стюрой или один. Дальше — Иван Тимофеевич и Оля, конечно, вот, кажется, и все, если только я кого-нибудь не забыл.
Елена облегченно вздохнула и снова принялась чистить картошку.
— С такими гостями я справлюсь. Есть кое-что в запасе.
— Я всегда догадывался, что из тебя получится отличная хозяйка, — он поцеловал жену в шею.
— Если ты назвал гостей, помогай готовить ужин. Вон на гвозде фартук. Надевай, и садись чистить картошку.
— Сейчас, мамочка, дело знакомое. А что-то я не вижу Катеньки. Она где?
Дверь приоткрылась, и из-за нее выглянула курчавая беловолосая малышка с большими, серыми, как у отца, глазами.
— А Катенька вот она, — серьезно сказала девочка.
— Здравствуй, Котеночек, — Александр Васильевич поманил дочь и, когда она, радостно улыбаясь, подбежала к нему, подхватил на руки и поднял к потолку. — Ты была послушной сегодня?
— Да, я была очень-очень послушной. А ты, папа, колючий как цветочек, который стоит на окне.
— Я побреюсь, дочка, вот только помогу маме, — он осторожно поцеловал девочку и опустил на пол. — Хочешь тоже помогать маме?
— Хочу, хочу!
— Тогда садись вот здесь, около меня и подавай из корзины картошку. А я буду чистить.
Несколько минут вся семья работала молча. Потом Александр Васильевич сказал:
— Вот беру картошку, Аленка, а мне кажется — самородок.
— И у меня они все время перед глазами, — охотно откликнулась жена. Видимо, пережитое на шахте еще не улеглось в ней. Сколько золота видела, но такие самородки — впервые. И рада, как давно не радовалась.
— Еще бы. О находке Пестрякова все газеты напишут. Жди корреспондентов, Аленка.
— Лучше бы без них. Будут везде соваться и мешать работать.
— Ну, знаешь ли. «Комсомолка» именинница и ты вместе с ней.
Гости не заставили себя долго ждать. Первыми пришли Иван Тимофеевич и Ольга. Буйный еще с порога, не успев снять полушубок, громко сказал:
— А где моя внучка? Где она прячется?
Откуда-то донесся тихий детский смех.
— Катюша! Ты где? Ну-ка, покажись нам.
Иван Тимофеевич отлично видел, как колыхнулась портьера, как на секунду из-за нее выглянула лукавая рожица, но продолжал игру. Большой, неуклюжий, он снял полушубок, шапку и пошел в комнату, обеими ладонями приглаживая волосы и говоря:
— Где моя внучка, куда вы ее спрятали? Уж не медведь ли ее утащил?
Опять послышался радостный, с трудом сдерживаемый смех, и, когда Иван Тимофеевич повернулся к портьере спиной, Катя бросилась к нему, обхватила ручонками ногу.
— Деда, я здесь! Здесь!
— Ах ты, шалунья-попрыгунья.
Буйный, как перышко, подхватил девочку, и она тотчас взобралась ему на шею.
— Будем продавать горшки?
— Будем! Будем!
— Горшки-и-и, кому нужны горшки, — хрипловато запел Иван Тимофеевич, медленно обходя комнату. — Кому нужны дырявые горшки.
Катенька заливалась счастливым смехом, и трудно было сказать, кому из них веселей. Дымова, выпроводив из кухни Александра Васильевича, стала помогать Елене.
Потом пришел Слепов.
— Почему без Стюры? — спросила его Елена.
— Так я же не в гости шел, — смутился Иван Иванович, — я по делу. А Стюра сегодня стирку развела.