– Тётенька, – обратился Ваня к Авдотье, поняв, что огниво подарило ему шанс, – вы скажите Лиходею, что у нас с вами любовь. Он меня отпустит, а я вам пять рублей дам.
– Ты меня так, Иван, не называй. – Авдотья принялась по-хозяйски Ваню крутить-вертеть: то в рот заглянет, то мышцы пощупает, то голову измерит. – Лучше Авдотьюшка, краса моя. Можешь ещё лебёдушкой белой. Тоже хорошо.
– Скажите, лебёдушка, – Ваня пытался вырваться из её рук, но хват у Авдотьи был крепким.
– Белая, – она потрепала его по щеке и забрала кастрюлю. – Вкусную я кашу сварила? Всем кашам каша! – Она зачерпнула её ложкой и положила к себе в рот. – Ам-м-м... Ну, так что? Замуж меня позовёшь?
Ваня от такого предложения аж про голод позабыл. Нашёлся он не сразу, но всё же взял себя в руки и, запинаясь, сказал:
– Отчего же... Не взять... Вы, вы женщина... Эм-м... Видная. Поближе познакомимся, пару годков повстречаемся и тогда...
– А чего знакомиться? – перебила его Авдотья. – Я Авдотья, ты Иван. Получается, детки у нас будут Ивановичами.
Её зелёные глаза сверкали при лунном свете, даже будто искрились колдовством. Ване стало не по себе. Женщина дородная, готовить умеет, но как-то... Как-то неправильно всё это!
– Эй, Парамон! – крикнула Авдотья, и в коридор зашёл молоденький служка. – Приступай. Они согласные. Твори таинство брака, да запись не забудь сделать в книге своей.
– В книге бракосочетаний, – пролепетал Парамон, открывая древнюю книжицу.
Авдотья взяла Ваню под руку и потащила в коридор.
– Вот здесь и здесь подпишите, – Парамон протянул Ване перо. – Подпись требуется собственноручная.
Ваня занёс кончик пера над страницей. Не подпишет – на казнь пойдёт. Подпишет – жизнь сохранит. Но вспомнил он слова дядьки Семёна: «Брак без любви – всё равно что тюрьма».
– Секундочку... – Ваня принялся тянуть время. – Приданое за невестой какое?
– Пять рублей себе оставь, вот и приданое, – ответила ему Авдотья, засмеявшись.
«Нет, не могу», – понял Ваня и, бросив перо в книгу, забежал обратно в камеру и потянул на себя решётку.
Авдотья крепче прижала к груди кастрюлю с кашей и двинулась на решётку.
– Моей светлой симпатией пренебрегаешь? – просипела она.
– Выходит, так, – выдохнул Ваня и принялся ждать, что же дальше будет.
– Запирайте, – скомандовала повариха. – Он с головой не дружит. Вот и отрежут её по утру. – Она кивнула Ване на прощание, унося с собой богатырскую кашу.
Зазвенела связка ключей, а следом погас свет. В камере снова стало темно.
Ваня лежал на холодном полу, но самому было жарко, хоть китель выжимай.
– Вот значит, огниво, как ты желания исполняешь...
Глава 14
Ночь во дворце
Пока Ваня томился в темнице, Лиходей готовился ко сну. День у него выдался сложный, волнительный: сначала пришлось заклинание из книги потратить, потом Балалай старую песню о чувстве вины завёл, а под конец ещё и «трубочист» из камина выпрыгнул. Ладно, воришка простой, а был бы убийцей? Не любят Лиходея в народе, считают, не по заслугам он получил царский трон.
Лиходей вошёл в покои Настасьи Ивановны.
– Душа моя, пора баиньки.
Настасья Ивановна сидела подле камина за вышивкой – шея длинная, плечи изящные. Когда Лиходей любовался царицей, то на душе у него тотчас становилось спокойно. Но в этот раз улыбка сошла с лица Лиходея, как только он увидел вышивку царицы.
– Кто это у тебя? Помнишь что-то?
С холста на него смотрела царевна Даша.
– Помню, что верна тебе, царь, – Настасья Ивановна уронила голову в ладони и разрыдалась так, что слёзы потекли по пальцам. – Руки сами шьют. А кого, я и сама не знаю...
Лиходей поджал губы. Не помнит – и ладно. От царевны три года ни слуху ни духу. Хорошо он её в огниво запрятал, но почему-то нарастала тревога, всё громче шумели неспокойные мысли.
– Красивый портрет молодой крестьянки, – похвалил Настасью Лиходей. – Прикажу повесить в своих покоях. Такое чудо должно под присмотром быть. Добрых снов, душа моя. Постарайся ни о чём сегодня не думать, отдыхай.
Он снял холст со станка и унёс с собой. Но Лиходей не собирался вешать портрет на стену. Едва за его спиной закрылась дверь, он бросил холст на пол, потоптался по нему сапогами, а затем поспешил к сокровищнице. Её защищала небольшая кованая дверца с резным замочным отверстием. Об отмычках и говорить нечего – непростой здесь замок, с секретом. Лиходей снял с шеи связку ключей, взял серебрённый ключик с тремя зубцами и, отворив дверь, зашёл внутрь.