– Что вы, Настасья Ивановна, – начал оправдываться Фома, опустив палку. – Это для здоровья царевны: ей нужна сила и выносливость. Да и сдачу, если что, дать сможет. Чем плохо?
Даша воспользовалась моментом и ударила Фому в грудь.
– Кто напуган, тот побеждён! Верно?
Фома улыбнулся, и Даша начала смеяться, хотя не видела его улыбку.
– Драки – не для девочек. И тем более не для царевен! – Настасья Ивановна достала из рукава платок и вытерла грязь с лица Даши. – Милая, неужели не чувствуешь, как растрепались твои волосы? Ну а ты, Фома? Головой думать надо! Ей однажды замуж выходить. Кто захочет брать в жёны драчунью?
– Но, мамочка, я сама его попросила, – Даша увернулась от Настасьи Ивановны. – Даже приказала!
– Что с тобой поделать? – смягчилась царица. Она вынула из-за пазухи письмо и вложила в руки дочери. – Дождались, моё солнышко. Голубь принёс. Сегодня наш царь Берендей возвращается.
Даша подпрыгнула и обняла маму.
– Ура! Папа! Я надену самое красивое платье. Поможешь выбрать?
Фома поклонился Настасье Ивановне. В этот раз они особенно ждали возвращения Берендея – и на то была веская причина.
– Ступайте, братцы, на берег! – крикнул Фома двум слугам. – Костры сигнальные зажигайте, надо царю путь указать. И смотрите, чтоб всю ночь горели.
Услышав приказ, Балалай с тревогой посмотрел на Лиходея, а тот хитро улыбнулся. Вот-вот его план претворится в жизнь.
Тёмное море было неспокойно. Резвые волны несли ладью в сторону берега. На корме стоял светловолосый статный мужчина в богатом наряде и золотой короне, украшенной драгоценными камнями. Это был царь Берендей. Он взволнованно вглядывался в морскую пучину. На душе у него было тревожно. Небо затягивалось чёрными тучами. «Кажется, надвигается шторм, – с тревогой подумал царь. – Только бы беды не случилось».
– Соскучился по дому, Берендей? – раздался вдруг голос за его спиной.
Царь обернулся. Перед ним стоял старец в длинном сером одеянии, на шее у него висело огниво. Всё лицо его испещряли глубокие морщины, но достаточно было одного взгляда, чтобы понять – это очень мудрый и добрый человек. Глаза у него были светлые-светлые, как две льдинки. Белозёр – так его звали. И был он могущественным волшебником. Чтобы найти его, Берендею пришлось проделать длинный опасный путь, сплавать за чужие моря да в чужие земли. А всё потому, что Белозёр знал, как помочь той, за кого царь без сомнений отдал бы свою жизнь.
– Долго ты меня искал, – не дожидаясь ответа, продолжил Белозёр. – Но не напрасно. Прозреет твоя дочь, увидит мир своими глазами. Не тревожься об этом, государь.
Берендей кивнул, но остался всё таким же задумчивым. Ему не терпелось сойти на родную землю и обнять любимых жену и дочь. Уж сколько они с Настасьей Ивановной думали, как помочь Даше, сколько искали мудрецов и волшебников, кто смог бы совершить чудо и позволить ей видеть, – неужели наконец их заветная мечта исполнится?
Его мысли прервала сверкнувшая молния.
Берендей нахмурился.
– Не миновать нам шторма, – сказал он старцу и, повернувшись к кормчему, крикнул: – Огни сигнальные смотреть надо! Фома укажет нам путь!
– Слушаюсь, государь! – отозвался кормчий.
Шутка ли – идти в шторм к берегу. Один неверный поворот, и налетишь на скалы. Но Фома – надёжный товарищ, уж он-то никогда не подведёт.
Глава 2
Поджигай!
На небе проступали первые звёзды. С севера дул прохладный ветер, неся вести о дальних землях, но Лиходей не обращал на него внимания. Некогда ему сказки слушать, скоро прибудет Берендеева ладья.
– Закончил, – Балалай отошёл от сигнальных костров, оценивая работу. – Сложены наспех. Сразу понятно, что для виду.
– Осторожнее с факелом! Подпалишь ещё. – Лиходей закинул на спину вязанку хвороста и потащил её к скалам. – Идём! Чего медлишь?
– Боязно... – В свете факела лицо Балалая исказилось. Было видно, что его одолевают тревожные мысли. Неспокойно ему было на душе.
Но Лиходей не для того столько лет спину гнул, чтобы сейчас отступать!
– Неужто всю жизнь хочешь унижаться да кланяться? Берендей везёт шёлк заморский, золото и серебро. Торговать будем, людишек наймём, станем не хуже царя. Ну, Балалай? Ты со мной?
Балалай призадумался. Тяжело ему решиться царя погубить. Непростое дело... Тут либо пан, либо пропал, а пропадать не хочется...