— Я создаю вам проблемы?
— Что?
— Ну… — Хоаран почесал затылок и вздохнул. — Я хочу, чтобы у вас всё было хорошо. Просто вы вечно вопите, если я…
Подзатыльник ждать себя не заставил.
— Когда это я вопил?
— Ну вот сейчас, например, — со смешком заметил Хоаран. — И вот, вы вопите, как будто я имею прямое отношение к вашему благополучию и…
Второй подзатыльник тоже угодил в цель.
— Наверное, мне следует гордиться тем, что в некоторых вопросах ты — самый настоящий болван, — между делом отметил Бэк. — Ты — мой ученик, глупый мальчишка. И ты мне не чужой.
— Ну и что?
Наставник покачал головой и, прихватив коробку, ушёл в подсобное помещение, затем и из зала ушёл, оставив ученика с самим собой наедине. Бесполезно что-то ему объяснять — он не поймёт всё равно. Со временем научится, быть может. Если захочет научиться. И если кто-то возьмётся научить. Сам Бэк для этого не годился: научить мог лишь человек, осознающий полностью свои эмоции и готовый всегда их выразить во всей полноте.
Хоаран поднялся с циновки и потянулся, потом шагнул к столбу и впечатал в него кулак. Рука отозвалась глухой болью. Он прислонился к столбу лбом и прикрыл глаза.
Когда-то у него была глиняная чашка. Обычная чашка из глины, коричневая. Он бы не назвал её любимой или особенной, но держать её в руках было приятно. И вот, как-то на боку этой чашки появилась тоненькая трещина. Чашка служила по-прежнему, оставалась всё такой же крепкой, и казалось, что эта трещина — узор на поверхности, что она — ненастоящая. Но потом, спустя год, чашка раскололась именно по этой трещине — развалилась на две части.
Сейчас Хоаран сам себе напоминал эту чашку с такой же тонкой трещиной. Вроде бы всё в порядке, но трещина есть. И лишь вопрос времени, когда же именно всё расколется на части.
— К чёрту! — Он впечатал в столб другой кулак, добавил ногой.
Он бы выслушал Джина, если бы тот пожелал что-то сказать. Наверное. Всю ночь думал, как дурак, над случившимся. Вряд ли Джин взбеленился без причины, значит, причина была. Какая-нибудь. Но почему он ни о чём не спросил? Ладно, это его дело. Если он дейстивительно захотел уйти… Что ж, это его право.
Хоаран вновь атаковал столб, потом навешал манекену и переключился на другой столб. Кисти и ступни ныли от боли, но это пустяк. И он вовсе не считал себя виноватым, как и сказал наставнику. Он не чувствовал вины. Совсем. Ничего. И он не пытался заменить физической болью боль внутри. Потому что боли тоже не было. Совсем.
Был тупик. Непонимание. Нежелание разбираться в этой идиотской ситуации. Традиционно такие отношения — вроде их с Джином связи — считались чем-то, что выходило за привычные рамки. Другое дело, что для самого Хоарана любые близкие отношения — за привычными рамками. Когда близкие отношения с кем-либо начинались, Хоаран просто-напросто исчезал с горизонта и всегда выдерживал дистанцию отчуждения. К примеру, Ханыль. Ей требовалась надёжная и прочная связь, те самые пресловутые “отношения”. И Хоаран самоудалился из её жизни, обозначив нужную дистанцию. Так лучше для всех и безопаснее, не говоря уж о том, что подобные отношения оставались за гранью понимания Хоарана.
Мастер Бэк — его учитель, тут всё логично и понятно. Странностей хватало, но их легко списать на прихоти уважаемого человека, коим мастер Бэк и являлся в глазах прочих людей. А то, что Хоаран думал о наставнике… Какая разница, что именно он себе думал? Это вряд ли кому-то интересно, даже самому Бэку Дусану.
Байкеры — это братство, там свои законы. И отношения Хоарана с иными ангелами вписывались в законы братства — тоже всё просто и понятно, ничего сложного.
“Тигры” — это свои, он за ними… скажем так, присматривал. Тоже всё просто и ясно.
Всё же прочее, что не вписывалось в эти рамки… Джин не вписывался, хотя он вообще ни в какие рамки не вписывался. И, честно говоря, Хоаран полагал, что всё упростится, когда Джин найдёт себе занятие по душе. Даже надеялся, что Джин предпочтёт увлечения и забудет о нём. В общем-то, он считал, что Джину требовалась опора в его лице и… и постель. Опора спасала от одиночества, а постель давала иллюзию заботы. И да, он надеялся, что появившееся увлечение избавит партнёра от чувства одиночества и…
Пожалуй, пора завязывать с рассуждениями на мутную тему. Сам он относился к Джину не так, как к любому другому человеку, но сказать определённо — как именно — он не мог. Просто не знал ответа на этот вопрос. Всё это слишком чужое и непонятное, что-то такое, в чём он совершенно не разбирался. И уж точно он не тот, кто Джину нужен. Наверное.
Кулак снова врезался в твёрдое дерево. Это знакомо и привычно: агрессия, боль, напряжение, постоянная настороженность, обострённое чутьё. Забавно даже, что в самом паршивом квартале или посреди джунглей он чувствовал себя как дома. Выжить и не позволить себя изменить — легко и естественно. Всё остальное отношения к делу не имело. И Джин… тоже.
Джин…
Если Джину будет хорошо вдали от Хоарана, пускай так и будет — до самого важного момента. Ведь Джин — его лучший соперник, только его соперник. Это нельзя изменить. И забыть об этом тоже нельзя. Они обречены на поединок — Джин мог сопротивляться этому бесконечно, но отменить это — не мог. И Хоаран знал наверняка, что однажды… однажды их поединок состоится. В любом случае. И победа тут не имела никакого значения — значение имел сам бой.
Поэтому… Поэтому…
— Я отпускаю тебя. И всегда буду отпускать. Ты всё равно вернёшься — хотя бы для того, чтобы убить меня.
Он в который уже раз ударил столб кулаком и слабо улыбнулся, когда конечность обожгло болью. Обувшись и прихватив вещи, Хоаран вышел на террасу. С минуту смотрел на горную гряду, потом резко качнул головой и отправился за байком.
Гараж встретил его тишиной и полумраком. Хоаран позаботился о коне, вновь споткнулся о чёртовы коробки и тихо выругался. Куда ж их засунуть? Ладно, потом подумает. Поднявшись по лестнице, остановился ненадолго и прикинул варианты. Прямо сейчас делать ничего не хотелось, да и чревато, потому что разбитые пальцы слушались плохо, а глаза застилала лёгкая дымка после бессонной ночи. Есть… Есть хотелось, как и всегда, но терпимо. Зато вот вздремнуть…
Он потянул дверь ванной, переступил порог и включил свет. Рука скользнула по гладкой поверхности. Вспомнив, что Джин свернул к чертям задвижку, Хоаран вздохнул и просто прикрыл дверь. Надо потом новую задвижку присобачить.
Шагнув в сторону, он неловко снял обувь и избавился от жилета. Покрутив вентили, отрегулировал температуру воды и присел на бортик. Когда добрался до второй пряжки, заметил, что дверь стала бесшумно открываться.
Ну здорово… Второй раунд?
— Ты, вроде как, ушёл, — отвернувшись, напомнил Хоаран.
Джин промолчал, через минуту сел рядом на бортик. Что дальше? Попытка утопить в ванне? Или ещё чем тяжёлым решил дать по башке? Хоаран скосил глаза на Джина, тот вздохнул и тихо проговорил:
— Я видел тебя. С ней. Вы… Вы в кафе…
— Я целовал Ханыль, — подсказал ему Хоаран. Джин кивнул с обречённым видом. — Ну и?
— Ты с ней… Ты… — Внезапно он стиснул кулаки и мрачно подытожил: — Наверное, мне тоже стоит кого-то завести, да? Чтоб было не так скучно. Может, подскажешь, парня или девушку?
— У тебя собственных предпочтений нет, что ли? — не удержался от насмешки Хоаран.
— Тогда парня. Только не рыжего. От рыжих одни неприятности. Блондина. Думаю, Эрик мне подскажет хорошую кандидатуру. Блондин, иностранец, “чёрный кофе”…
— Заткнись! — сквозь зубы рыкнул Хоаран.
— Ну ты же мне сам разрешил заменить тебя. Или передумал?
— Делай всё, что хочешь. И свали, — глухо велел Хоаран, сжав пальцами край бортика. Отворачиваться бесполезно — всё равно лицо видно в зеркалах. Он нахмурился и закусил губу. Джин мог заменить его — это верно, и да, он сам говорил об этом, но сейчас… Джин ведь сейчас рассуждал неискренне.
Собеседник тяжко вздохнул и понурился.
— Тебе действительно мало меня одного? Поэтому ты…
Хоаран прикрыл глаза и мысленно застонал. Ну какого чёрта этого недоумка в тот день понесло по неверному маршруту? Что-то объяснять и оправдываться — это не в его характере. И те события никак к Джину не относились. Чёрт!