С трудом подняв голову, он вновь посмотрел на Хоарана. Потребовалось немалое усилие, чтобы сделать это.
— И ты действительно считаешь, что я… хочу именно…
— Неважно, что я считаю, — вздохнул Хоаран, помолчал немного, взглянул всё-таки на Джина, но почти сразу же отвернулся. — Я не поеду с тобой. Разбирайся сам со своей корпорацией, мне там места нет. У меня иной путь.
— Это больше не моя корпорация. Джин Казама погиб там, — он неопределённо махнул рукой в сторону пустыни. — Разве ты никогда не берёшь с собой напарника?
В ожидании ответа Джин изучал напряжённую спину Хоарана. Вот он слегка склонил голову, пальцами ноги тронул гладкий камень, выпрямился и задумчиво произнёс:
— Зависит от того, куда напарник хочет попасть.
— А если ему с тобой по пути?
— А ты знаешь, куда я поеду? — фыркнул Хоаран.
— Куда бы ни поехал, мне всё равно по пути.
— Проще говоря, ты решил не отдавать мне долг в три байка?
— Только не это… — взмолился Джин. Эти три чёртовых байка у него уже в печёнках сидели. Он встряхнул брюки, порылся в карманах и нашёл-таки чековую книжку. — Вот…
Хоаран медленно развернулся и так посмотрел на него, что Джину стало слегка не по себе.
— Убери, — поморщившись, велел Хоаран. — Мне не нужны твои деньги.
— И что тогда тебе нужно?
— Поменялись ролями, да?
— Нет. Просто ты ведь тоже чего-то хочешь, так?
— Ага, чтобы кое-кто возвращал долги.
Джину хотелось взвыть.
— Ты можешь хоть минуту не думать о чёртовых байках?
— Я о них и не думал, — хмыкнул Хоаран.
— Но тогда…
— Всё. Мне надоело! — почему-то разозлился Хоаран. — Отбой. Подъём на рассвете.
Из сумки он вытащил походное одеяло и растерянно запустил пятерню в рыжие пряди.
Джин едва удержался от злорадного смешка — одеяло-то одно, а их двое. Ну и как быть? Судя по лицу Хоарана, он явно подумывал послать Джина куда подальше, потом вздохнул, расстелил покрывало у костра и устроился на дальней от пламени половине, подложив под голову свёрнутую жилетку. Джин озадаченно смотрел на него, потому что Хоаран улёгся по диагонали. Понял суть позже, когда Хоаран кое-как накрылся углом одеяла.
— А я у огня не поджарюсь? — с сомнением спросил Джин.
— Лучше поджариться, чем околеть, — мрачно рыкнул Хоаран.
— А сам-то?
— Мне всегда жарко. Отстань.
Джин осторожно устроился на своей половине, сунув под голову свёрнутые брюки, и тоже накрылся углом одеяла. Да уж. Хотя он не прикасался спиной к спине Хоарана, всё равно чувствовал тепло рядом, близко-близко.
И ведь казалось, что всё будет в порядке, так почему же Хоаран внезапно разозлился? Что такого ляпнул Джин? Какие долги имел в виду этот… этот… мерзавец, скотина, зараза, сволочь, осёл упрямый, непроходимый болван, остолоп, олух…
— Ты можешь высказывать своё мнение обо мне про себя? — неожиданно прозвучал голос Хоарана.
— Я так и…
— Ты громко думал.
Джин стиснул зубы и промолчал.
— Всё равно слышу.
Опять смолчал, перебирая в уме самые грязные ругательства, какие только знал.
— Может, просто уснёшь, наконец?
Он вздохнул, и, глядя в огонь, пробормотал:
— Прости…
Услышал или нет? Неважно. Джину хотелось сказать это.
— Прости. Это была моя вина. Если бы не та ночь, он не стал бы преследовать тебя. Кажется, он чего-то опасался и… тогда, на шоссе… Он с самого начала знал, что ты… Прости.
Джин умолк и прикрыл глаза. Ну вот, сказал, а дальше-то что? Но он действительно чувствовал вину перед тем, кто был ему дорог. И Хоаран — единственный, кто остался у него сейчас. Он потерял всех, всех до единого, но пока рядом этот упрямый рыжий парень, Джин способен на всё, способен всё выдержать, способен дотянуться до света из самого непроглядного мрака и жить.
— Что ты сказал? — Хоаран резко сел.
— Ну…
— Нет, я о другом. Ты сказал, что он знал с самого начала? С самой первой встречи? — Хоаран мрачно смотрел на Джина сверху вниз.
— Я узнал только в больнице, когда… — Джин прикусил язык, но уже было поздно.
Хоаран обхватил колено руками и устремил взгляд куда-то в сторону входа. Он молчал, и это беспокоило Джина.
— Как… Как это было? — вдруг спросил он.
— Что ты помнишь?
— Обо что-то ударился — и всё, — уклончиво ответил Хоаран. — Шею сломал? Или голову разбил?
Джин отвернулся и уставился на огонь. В тот раз пострадали не только шея и голова. И он точно знал, что ещё не раз увидит ту самую картину в кошмарах. И вдвойне хуже от того, что Хоаран даже тогда остался всё таким же…
Пока Джин размышлял, как “подсластить пилюлю”, Хоаран, похоже, прекрасно понял, что же он пытался умолчать.
— Ладно, и что было потом?
— Печать, — очень быстро ответил Джин. — Но…
— Понятно. Я не про это, а про тебя и твоего тёмного.
— Давай не будем об этом, — попросил Джин.
— Если ты припёрся в больницу, то, выходит, махнулся местами с ним. Как?
Интересно, его специально учили находить самые больные места и в них ковыряться? И что же соврать? Джин ненавидел ложь, а уж лгать самому… Но и правду сказать — как?
— Неважно.
— Важно, — возразил Хоаран. — Если такое случится со мной, то лучше знать, что может изменить положение.
— Ну да. Только тебе это не поможет.
— Почему?
Джин закрыл глаза и едва слышно ответил:
— Потому что моя смерть вряд ли произведёт на тебя неизгладимое впечатление…
— И если бы я не умер, то ты остался бы… То есть, остался бы он?
— Я не знаю, — устало вздохнул Джин. — Хватит.
Хоаран лёг на одеяло, задев плечом Джина, потом повернулся на бок, вновь выдержав дистанцию. Больше он ни о чём не спрашивал, а скоро и вовсе уснул.
Джин ещё крутился с полчаса и мысленно ругал уже себя, вспоминая всё, что наговорил. Глупо и торопливо, а ведь можно же было рассказать по порядку. Неужели на этом всё? Жирный крест? Хоаран ведь упрям: раз приняв решение, он его не менял.
Помаявшись ещё немного от невесёлых дум, Джин всё-таки провалился в тревожный сон.
Часть 3. Вера
Он проснулся от кошмара — накаркал. А ещё замёрз. Оказалось, что ночи в пустыне значительно холоднее, чем он думал. С другой стороны, получил возможность полюбоваться на спящего Хоарана в отблесках почти погасшего костра.
Джин по пальцам мог пересчитать случаи, когда Хоаран засыпал у него на глазах. А вот такого, чтобы он сам проснулся раньше или обнаружил Хоарана рядом на рассвете… Такого никогда не было. Ночной огонь всегда превращался в утренний ветер и исчезал без следа задолго до пробуждения Джина. По крайней мере, так ему казалось.
Любоваться долго не вышло: или Хоаран почувствовал его взгляд, или ещё что, но он внезапно ухватил Джина и крепко прижал к себе. Знакомо до боли. От горячей ладони на животе по коже разбегались приятные волны тепла, спиной Джин ощущал твёрдые мышцы груди Хоарана. Тот ещё и ногу закинул на него. Сразу же стало жарко и уютно. И даже если бы внезапно захотелось отодвинуться, Джин не смог бы это сделать. И вроде бы никто не держал его, но… Впрочем, Джин и не собирался отодвигаться, он легонько дотронулся пальцами до ладони на животе, потом прикоснулся смелее и накрыл её собственной рукой.
Наверное, с рассветом всё это закончится, но до рассвета ещё есть немного времени. И неважно, если это закончится. Это ведь не главное, хотя, несомненно, весьма приятное добавление ко всему прочему.
Он прикрыл глаза, сосредоточившись на размеренном тёплом дыхании, едва ощутимо щекотавшем шею.
И как это получалось у Хоарана? Что бы он ни делал, в итоге Джину нравилось всё: каждое прикосновение, каждое движение, каждая потревоженная эмоция. Каждая минута, проведённая рядом с Хоараном, была настоящей, наполненной смыслом и жизнью, даже если Хоаран злился, рычал, демонстрировал безграничное недовольство — всё равно.
Когда-то Джин уже пытался понять, что именно в этой заразе его привлекало. Не понял тогда, не понимал и сейчас. Сила, воля, красота, свет? Да, это привлекало, но не являлось определяющим. Головоломка какая-то.