Ладони легли на плечи, смахнув капли с кожи, губы проделали путь от подбородка до уголка рта, осторожный вдох одарил горячим знойным запахом, исходившим от Хоарана. Тронул пальцами его лицо, всмотрелся, словно собирался навсегда сохранить черты в памяти, и позвал:
— Иди ко мне…
Хоаран наверняка ни слова не разобрал, но поступил верно, прижав Джина к стене и пустив в ход губы и руки, которые казались живыми и сами по себе, отдельно от их владельца. Они поспевали всюду и даже больше, извлекая из Джина не просто чувства и ощущения, а нечто большее, названия чему он точно не знал. И ведь далеко не впервые, но привыкнуть к этому не удавалось никак. Слишком остро, слишком бурно, слишком ошеломляюще и восторгающе — сплошные “слишком” и “чересчур” настолько, что нервным окончаниям давно полагалось взорваться, лопнуть или перегореть от сводящего с ума напряжения и эхом звенящего в каждой клетке тела восхищения. И сейчас Джин даже не пытался удержать себя — всё равно все звуки поглощал водопад. Хорошо, потому что обычно это трудно, невыносимо трудно, а вот сегодня можно хоть раз не обременять себя границами…
Он замер в кольце рук, горячие ладони накрыли живот — пальцы немного дрожали, тревожа кожу, а спина медленно таяла, наслаждаясь теплом чужой груди. Поцелуем обожгло шею, после чего последовал лёгкий толчок, заставивший Джина опереться ладонями о небольшой выступ. Кровь уже шумела в ушах так же, как водопад, и этот безумный ритм впитался в плоть, впитался настолько сильно, что даже проникновение в его тело показалось ударом сердца, частью его самого…
Настойчивый зачарованный ритм, быстрые пальцы, ласкающие — нет, мучающие лаской — грудь, обжигающие губы на шее и плечах, сводящий с ума знойный запах, заполонивший, наверное, всё вокруг, прерывистое дыхание, беспокоящее кожу… Закрыть глаза и не думать, потому что думать невозможно, когда огонь и внутри, и снаружи сразу, когда этот огонь столь бесстыден, что ему мало, мало, всё время мало… И скоро, уже очень скоро, огонь охватит всё, вообще всё, поглотит и заберёт себе — без остатка, лишив попутно и разума.
Умелые пальцы впились в его бёдра до сладкой боли, ненасытные губы оставили печать на его шее, но тело, его тело, уже не выдерживало натиска, даже руки подгибались, едва спасая Джина от падения. Быстрые движения, от которых внутри уже не просто горячо, а будто зажглось самое настоящее солнце, сверкавшее всё ярче и ярче. Он сам прикоснулся к своему же естеству, заставив его подождать, немного, ещё немного, хотя бы капельку. Неосознанно, но он сделал это, потому что… потому что тот огонь, что окутал его снаружи и пульсировал одновременно внутри его тела, всегда голоден. Ему всегда мало, сколько бы…
Джин более или менее начал воспринимать реальность далеко не сразу. Обнаружил себя в объятиях Хоарана: тот стоял, прислонившись спиной к стене, и удерживал его, прижав к себе и обхватив руками за пояс. Он слегка шевельнулся и тут же понял, что он — всё ещё одно целое с Хоараном, но уже не удивился. Почему-то Хоарану так нравилось — оставаться внутри дольше, чем следовало бы. Странная прихоть, но она не создавала Джину особых проблем. Он повернул голову и успел увидеть, как по губам рыжего скользнула быстрая улыбка.
Вот мерзавец!
Он что-то сказал, но Джин мог лишь пожать плечами в ответ на неразличимые слова. Тогда горячие губы прошлись по коже на шее, запечатлели поцелуй под ухом, после чего Хоаран легонько оттолкнул его, освободив от себя полностью. И Хоаран в прыжке прошёл сквозь водную гладь водопада, чтобы нырнуть в волны заводи и исчезнуть с глаз.
Джин медленно опустился на колени, его дыхание всё ещё не блистало размеренностью, а руки и ноги слегка дрожали, да и вообще каждая мышца звенела, словно струна, а тело ощущалось так, как будто из него в буквальном смысле вынули душу, а потом вложили обратно.
Тронул яркий отпечаток губ на плече. Снаружи.
Внутри — до сих пор тлели угли недавнего пожара.
“Ты мой”.
***
Джин терпеть не мог ходить по магазинам с Хоараном. Вообще-то корейцев традиционно считали “восточными евреями”, заслуженно или нет — он не знал и никогда об этом не задумывался, но сам он и прочие местные ходить по магазинам умели.
А вот рыжий — нет, потому что он всегда точно знал, что ему нужно купить, и точно знал, какая сумма уйдёт на эти покупки. Мысль о том, чтобы поторговаться с ним, стала бы последней в жизни того дельца, коему пришла бы в голову. Впрочем, самоубийц среди них не наблюдалось, они вообще каким-то десятым чувством определяли, что Хоаран — клиент не их, потому и держались подальше от него.
Джин держаться подальше от Хоарана не мог, потому и страдал, когда приходилось идти в магазин за едой. Хоаран двигался по строго определённому маршруту, даже не замедляя шагов возле ярких стеллажей и прилавков, не реагируя на то, что не входило в его список покупок. Джин тоскливо смотрел ему в спину — он так не привык, привык как раз к спонтанности.
— Может, хоть в кафе заглянем? Вон то, что у входа.
— Зачем? — долетело в ответ от полки с рисовой лапшой.
— А зачем люди в кафе ходят? — с сарказмом переспросил Джин.
— И зачем они в кафе ходят? — с не меньшим сарказмом вновь уточнил Хоаран, вручив спутнику три пачки лапши.
— Пить хочу… — мрачно буркнул Джин, сообразив, что в словесном поединке преимущество явно не на его стороне.
— Бедняжка, — “посочувствовал” ему Хоаран и нагрузил кальмарами.
— Куда тебе столько?
— Есть буду.
— Ты столько не съешь.
— Уверен?
Тут Джин засомневался. По Хоарану и не скажешь, что аппетит у него отменный, а вот тем не менее… Хотя съеденное ему, похоже, впрок не шло.
Тем временем к кальмарам прибавились упаковки с морской капустой, осьминожки и ещё какая-то морская живность. И ещё уйма термоядерных соусов, от которых поплохело бы даже мексиканцам.
— Может, лучше васаби…
— Не лучше. Слабовато.
И они направились к кассе. Точнее, Хоаран вдруг вспомнил, что что-то забыл, поэтому к кассе Джин отправился в гордом одиночестве. Хотя гордый вид несколько портил внушительный багаж, отчего Джин больше смахивал на ослика. Он выгрузил всё добро перед девушкой за стойкой и машинально кивнул ей, получил в ответ сияющую улыбку и быстрое слово, которое и разобрать не смог.
— Простите? — пробормотал по-английски.
Девушка вновь что-то быстро сказала и указала на него.
— Э…
— Кот-ми-нам, — медленно повторила она и ещё раз улыбнулась. — Котминам.
Джин озадаченно поднял брови. Смутно знакомое слово, где-то он уже слышал его, но никак не мог вспомнить, где именно и что оно означало. Вскоре к нему подошёл Хоаран и водрузил поверх прочих покупок гроздь бананов. Девушка быстро всё посчитала и взяла деньги, а напоследок вновь лукаво улыбнулась и повторила:
— Котминам.
Джин растерянно посмотрел на Хоарана в ожидании разъяснений, но тот вдруг прикусил губу и поспешно отвернулся, затем что-то быстро и певуче произнёс, отчего девушка за стойкой вспыхнула, как маков цвет, и потупила взор.
Когда они добрались до кафе и устроились за столиком, Джин решил взять быка за рога.
— Что это было?
— Где?
— Кот-ми-нам. Что это значит?
— А ты не знаешь? — просиял подозрительно довольной улыбкой Хоаран.
— Если б знал, сейчас бы не спрашивал.
— Тем лучше, — хмыкнул Хоаран и окинул спутника каким-то странным взглядом. — Забавно, а мне и в голову не приходило так тебя называть.
— Может, ты объяснишь…
— Потом, надо бы заказ сделать. — И он умчался к барной стойке, а Джину пришлось последовать за ним.
— Тут чай вообще есть? — вздохнул он, налюбовавшись на всевозможные виды кофе. — Ну что за страна… Единственная, которая позорит восток.
— Позорит? Да есть тут чай. Наверное. Просто кофе вкуснее, — пожал плечами Хоаран и заказал неизменный кофе. Хотя чего ещё от него ждать? Джину пришлось покуситься на минеральную воду, поскольку выбор чая сводился к паре сортов. В пакетиках.
— Ты мне скажешь, что такое котминам? Или мне ещё у кого-нибудь спросить?