― Не переживай, я тоже ума не приложу, какого чёрта именно я, ― пробормотал Хоаран. ― И я сразу ему сказал, что мы оба пожалеем об этом.
― Да, ты всегда такой оптимист, что аж завидно. Лучших слов, полагаю, ты не нашёл?
― Не нашёл. Не имею привычки врать и называть белое чёрным.
― Ну, ты мог хотя бы сказать, что постараешься сделать ему так хорошо, как только сможешь. Разве это было бы ложью?
― Я не испытывал в этом никакой уверенности. До меня он с парнями дел не имел ― в этом смысле.
― Но захотел же. И именно ― с тобой. И смысл тут не при чём. Я даже уверен, что он рассчитывал на твой темперамент, Шимшек, проще говоря, к насилию он точно был готов.
― Я что, похож на того, кто будет…
― Тебе сказать правду или соврать? ― хмыкнул Эсмер.
― Ты серьёзно? ― не поверил Хоаран.
Эсмер сел, впечатал кулак в ладонь и кивнул.
― Точно! Всё сходится! Он и хотел от тебя именно этого, а ты его продинамил, что ли?
― Что?
― Ты его насиловал или нет?
― Иди к чёрту! ― полыхнул Хоаран.
― Значит, нет, а зря. Надо было. Пускай бы сравнил…
― Ты издеваешься?
Эсмер поднялся на ноги, выудил из кармана пачку сигарет, закурил и убито вздохнул.
― Насилие тоже может стать лекарством, а боль ― это вообще тонкая материя с широкими возможностями, тем более физическая боль. Боль может причинять как страдания, так и приносить наслаждение и исцеление… Знаешь, ты не перестаёшь меня поражать. И вроде умный, но иногда такой тупой, что прибить охота.
― Сам тупой. Иди к чёрту!
Серо-зелёные глаза весело сверкнули.
― Прямо сейчас и пойду ― оставлю тебе возможность начистить рыло Джину собственными руками.
― Что?
― Ничего. ― Эсмер коротким движением подбородка указал куда-то в сторону лагеря.
Хоаран поднялся на ноги и обернулся. И почти сразу же его брови столкнулись на переносице, а губы твёрдо сжались. Глаза сверкнули убийственной яростью, только было не совсем понятно, в чей именно адрес. То ли в адрес японского придурка на “хламе”, катившего с самоуверенным видом по лагерю, то ли в адрес насмешников, отпускавших ядовитые комментарии вслед Джину. Или в адрес всей кучи разом.
“Хлам” Джин оставил рядом с “табуном” и двинулся медленно по лагерю в поисках… Ну, понять, кого именно он искал, легко. На него косились все, и, наверное, он даже не представлял, почему все сразу же мгновенно вносили его в категорию “чужой”, хотя он двигался уже на своих двоих. Насмешки сыпаться не перестали, однако обращать на них внимания не следовало. Для “чужого” такое поведение стало бы самым разумным.
Джин походя сунул кому-то кулаком в зубы и спокойно пошёл дальше.
Эсмер длинно выругался по-турецки.
― Ты его предупреждал?
― Нет. Необходимости не было. ― По губам Хоарана скользнула слабая улыбка и тут же истаяла.
― А тебе ведь это нравится, да? Тебе нравится, когда он такой. Неужели тебе хочется с ним подраться?
― Ты не представляешь, как сильно мне этого хочется… ― с непередаваемой тоской в голосе тихо произнёс Хоаран. ― И ты не представляешь, как мне это надоело, как я устал от этого, и как невыносимо будет, если это желание исчезнет. Одинаково невыносимо и с ним, и без него…
― Ты сам ― тот ещё псих. Сделай что-нибудь, иначе ему придётся несладко.
Хоаран спокойно уселся у костра ― спиной к лагерю ― и пожал плечами.
― Наплевать.
― На него? Или на то, что я тебе говорю? Он же сейчас влипнет так, что…
― Он вполне способен постоять за себя. И не ты ли недавно втирал мне, что в моей защите он не нуждается? Я не звал его сюда. Сам припёрся. Вот пусть сам и разбирается, что ему надо, а что не надо.
― Ты же… ― тихо проронил Эсмер. ― Ты понимаешь прекрасно, что он просто ни черта не знает о том, как следует вести себя здесь. Он приехал к тебе.
― Ему ничего не нужно, ― глухо огрызнулся Хоаран. ― Он сам это сказал. Пускай проваливает к чёрту. Ты говорил, что если мы будем далеко друг от друга, это тоже хорошо. Вот и отлично.
― Ты вот это называешь “далеко друг от друга”? Так, всё. С меня хватит! ― Эсмер отбросил в сторону окурок и решительно направился в лагерь, забормотав себе под нос: ― Спятить можно! Два идиота просто! Ну это же просто невыносимо! Как они до сих не прикончили друг друга ― не пойму! Чёрт ногу сломит в этих их грёбаных заморочках! Всё же через жопу! В смысле… Ааа! Достали! Даже меня ― достали! К чёрту! Мне фиолетово и глубоко по барабану!.. ― Приблизившись к небольшой группе зевак, Эсмер рыкнул: ― Что уставились? В бубен дать?
Все мгновенно умолкли и даже в стороны шарахнулись. Эсмер Чжанавар в дурном настроении ― зрелище не для слабонервных.
Добравшись до Джина, Эсмер ухватил его буквально за шкирку и чуть тряхнул, затем обвёл всех вокруг угрожающим взглядом.
― Вопросы, мать вашу, ко мне или к нему ещё есть?
― Ну тебя на фиг…
― А это кто вообще? Это к тебе?
― Эй, паучара… ― В воздухе мелькнул ботинок и впечатался в чью-то челюсть, отправив пострадавшего на травку.
― Ещё вопросы? ― предельно вежливо и очень тихо поинтересовался Эсмер с улыбкой. С улыбкой, на которую совершенно не хотелось смотреть. И голос его сейчас походил на густую сладкую патоку, в которой можно увязнуть навеки. Так сказать, сахара убийственно много.
Воцарилась тишина.
― Это… ― Чжанавар тряхнул Джина ещё раз, ― ко мне. Не местный. И вообще левый. Можно и повежливее было ― не хрен портить репутацию ангелам. Ещё претензии?
Претензий не возникло, а если и возникли, то никто не спешил их озвучить. Как бы Эсмер оказался не совсем прав: чужака никто не задевал, и руки он распустил первый, но связываться с “вольным всадником” никто не хотел. Эсмер не первый год “гонялся за солнцем”, его имя знали, его уважали и лезть на рожон из-за мелочей смысла не видели.
― Прекрасно, ― подытожил он, прихватил “мелочь” и поволок за собой.
― Эй, я…
― Заткнись, идиот. И запомни на всю жизнь ― в таком месте, как это, тебе нужно засунуть язык… гм… В общем, тебе тут надо вести себя тихо, скромно и не привлекать к себе внимания. Ты ― чужой. Над тобой могут понасмехаться, но пока тебя не тронули, выступать нечего, понял? Пока не бьют, ты тоже не бьёшь. Ты молчишь и делаешь вид, что глухой. Ясно? Можешь попробовать отбривать насмешников, если умеешь болтать, как Хо. Но если не умеешь, не нарывайся. За не к месту сказанное слово… можно нехило огрести. Уяснил?
― Да, ― огрызнулся Джин, припомнив “паучару” и стремительные последствия.
― Недоумок.
― Что?
― Ничего. ― Эсмер резко остановился, круто повернулся и смерил Джина мрачным взглядом. -Просто научись обращаться правильно с человеком, который настолько сильно тебе нужен. Покушаться надо не на него. Незачем пытаться удержать в руке мираж ― это никому не под силу. Но вот сделать ему больно ― можно. Заставить потерять голову ― можно. Потом можно попросить прощения, потому что он тебе что угодно простит. И любить ― тоже можно. И даже можно ненавидеть ― иногда. Можно всё ― он тебе ничего не запрещал. Все запреты, которые существуют в твоей голове, ты придумал сам. За него. А это неверно. В конце концов, даже запреты всегда можно обойти ― надо всего лишь подумать, как именно это сделать. Хочешь ему что-то сказать ― скажи. Не хочет слушать ― всё равно скажи. Хочешь, чтобы он что-то сделал ― скажи об этом, но лучше просто попроси. Только не проси о том, чего в нём нет. Ты ведь лучше, чем кто-либо другой, знаешь, какой он. Тогда почему не используешь это знание? Это же так просто, что проще некуда. “Не моли о любви, безнадёжно любя…” Потому что любовь уже есть у тебя. Идиот ты, Джин, каких мало, честно говоря… Ему же ничего не нужно. Вообще ничего. Даже его чёртова свобода ему не нужна, потому что он уже свободен, как никто. Мираж свободы ― он всегда был им для других и всегда будет, а ты ― тот, кто посмел и смог к этому миражу прикоснуться, попробовать свободу на вкус, остаться с ним рядом. Тебе мало?