После затишья задул наконец свирепый нерей, и за дрожащими от налетающих порывов стеклами густым туманом неслась пыль. Улица обезлюдела; все сидели по домам, и даже собаки забились под заборы. Сыщиков тоже не было видно — наверное, они сидели в трактире на углу.
— Прости, что я такая растрепанная! — сказала Зелла — я только с улицы вернулась, за провизией ходила. Ветер — пальто рвет, вместе с юбкой, даже платок унесло с головы! Я сейчас приведу прическу в порядок.
Леон выдвинул ящик стола, чтобы спрятать пистолет. В ящике была стопка бумаг — черновики прежних, уже ненужных статей. А поверх них лежал белый квадратик — та самая визитка.
Он отлично понимал — смысл предложения Директора. Как на войне, подрыв боевого духа врага может значить больше истребления части его сил — так и в классовой борьбе, любое сомнение в правоте единственно верной идеи, выгодно прежде всего существующей власти и порядку. Но что если эта единственно верная идея — все же ошибочна? Ошибочна — потому что требует, ради общего далекого счастья отказаться от счастья малого, здесь и сейчас? Директор прав — пусть решают люди, читатели, общество. Общество — не стадо. Ведь и сам Первый повторял — что большинство всегда право. А значит — он имеет право предложить идею на общий суд. Тех, кто прочтет его книгу.
— Мы разные — сказал Леон — все люди разные, и у каждого своя тайная история, скрытая от всех. Как осколки разбитой вазы — из которых все же можно попытаться собрать целое. Я назову "Шапка-невидимка" — роман, или серию рассказов, как выйдет. И это будет Книга, о которой я мечтал — а не однодневные статьи, о которых уже не помнят. Я уйду сейчас, но я скоро вернусь — потому что не могу ждать ни единого дня. На улице буря — надеюсь, не сильнее чем когда-то. Это всего лишь непогода, а не…
Он оборвал фразу, спохватившись, что Зелла ничего не знает. И пусть не узнает — никогда.
— А не та буря, что трепала нас тогда? — с улыбкой продолжила Зелла — можно, я пойду с тобой, милый? Я не вынесу — снова ждать тебя, сидя здесь.
Ветер бился о стены, новый порыв едва не унес крышу дома. Вдоль улицы стеной тумана летела непроглядная пыль. Это пока был первый день непогоды; завтра нерей принесет дождь, и будет дуть еще два или три дня — но ждать, пока он стихнет, Леон не мог.
— Это ничего — сказала Зелла — я уже так растрепана, что хуже быть не может. Только крепче держи меня, чтобы не уносило ветром!
Она стояла перед мужем, в длинном светлом платье похожая на сошедшую с иконы святую деву, перед которой опускаются на колени, считая благом поцеловать край ее одежд. Леон одновременно испытывал и огромное счастье быть с ней рядом, и леденящий страх ее потерять. Соседей с нижнего этажа попросили присмотреть за детьми, и Леон с Зеллой, быстро собравшись, вышли на улицу, где их пеленой охватила слепящая глаза пыль. Зелла крепко схватилась за руку мужа. Ветер взметнул вуаль ее шляпы вокруг лица, как подвенечную фату.
— Мне не страшно, милый — сказала Зелла — главное, что мы вместе, какая бы непогода вокруг нас ни бушевала! Мы рядом — а чтобы укрыться от ненастья, я взяла зонтик, как в дни наших первых встреч! И я — никому больше тебя не отдам!
Она ни на миг не отпуская его руку, всецело доверившись ему в выборе пути. Пыльный ветер бесился, грозя сбить с ног и покатить по земле, как мячи; он сразу унес шляпы, трепал волосы, рвал одежды; он гнал в спину так, что приходилось не идти, а бежать, не в силах остановиться. Леон не оглядывался назад, чтобы видеть, идут следом сыщики, или нет — сейчас это было все равно. Он напишет — свой роман.
В палату больницы вошел человек — грязный, усталый, оборванный, в крови. Он подошел к кровати; там лежала плотно укрытая, с сплошь обвязанной головой, женщина; лица вовсе не было видно из марлевых повязок — одни опухшие глаза без ресниц; последние искры жизни блестели в них, она тихо стонала. А человек смотрел на нее, в упор.
— Свобода! — сказал он — а где твое знамя?
Чуть заметное движение света опухших глаз ответило ему, в последний раз.
— Это не моя жена — сказал человек — здесь были бы дети. Теперь я спокоен — думаю, я скоро проснусь. Это был сон… или жизнь?