После ужина мы подошли ближе к исполнителям послушать баллады. Я уже бывала здесь с Дермотом — прошлым летом, когда была еще совсем молода. Как ни странно, именно в этот момент дядя Фрэнк вопросительно нагнулся ко мне:
— И кто же он?
Я удивилась.
— Тот, кто заставил тебя повзрослеть. — Он улыбнулся, видя, как я стараюсь не краснеть. — Я никогда не видел, чтобы ты была так похожа на свою мать, а я всегда говорил, что она женщина исключительная.
Лучший комплимент мне сделали только однажды.
У дяди Фрэнка был любимый паб на окраине Дублина, и, когда мы подъезжали к нему по дороге домой, он взглянул на часы и притормозил.
— Как раз есть немного времени, чтобы чего-нибудь выпить.
Когда подошло время закрытия, один-два посетителя нуждались в напоминании хозяина. «Ну все, сынок, завязывай», — услышала я его слова кому-то, кто сидел один в углу. Там было темно, припозднившийся посетитель показался мне брюнетом. Я рассеянно смотрела на него, пока дядя Фрэнк опустошал свой стакан. Мне не было видно лица, но «сынок» говорило о том, что он еще молод. В глубине души мне было жаль его, кем бы он ни был.
Кем бы он ни был… теперь я вглядывалась пристальнее, щуря глаза, потому что не взяла с собой очки. В то воскресенье на станции Конноли, когда он обогнал меня на стоянке, я подумала: «Этого не может быть!» Но так было. И теперь, когда Кен поднялся, я поняла, что снова произошло чудо. Столько сочувствия, столько фантазий про брошенного возлюбленного! А это был мой босс, он ровно, тяжелыми шагами шел к двери, в своем вечном темном костюме, с левой его руки свисал плащ. Я чуть не расхохоталась.
— В чем смысл шутки? Ты его знаешь? — спросил дядя Фрэнк.
— Я работаю на него, — засмеялась я. — А шутка в том, что мне на секунду показалось, что он в стельку пьян.
Мой крестный странно на меня посмотрел, но промолчал.
За то короткое время, пока мы были в пабе, пошел дождь, и теперь лило как из ведра. Мы бросились к машине, я нетерпеливо подпрыгивала, пока дядя Фрэнк суетился, открывая дверцы. Тут я и заметила Кена в нескольких ярдах от нас, бредущего под дождем все еще с плащом в руках.
— Мистер Фрейзер, — смущенно позвала я, когда мы поравнялись с ним, — вы на машине?
Видно было плохо. Я поняла это, когда он посмотрел на меня невидящим взглядом и заколебался. Дождь уже намочил его плечи и волосы. Он, конечно, ничего этого не замечал, похоже, задумался над очередным делом.
— Вы промокнете, — добавила я, и он с удивлением посмотрел на плащ, который продолжал держать в руках.
— Садись, приятель. — Дядя Фрэнк потянулся назад, чтобы открыть заднюю дверцу. — Ты куда идешь?
— Домой, — ответил Кен.
Было не самое подходящее время для шуток, и я чуть не произнесла это вслух. В том темном углу у него был покинутый, чуть романтический вид; теперь он снова был самим собой, готовый обороняться, и заставлял нас всех ждать под дождем. Я сердито посмотрела на него, и вдруг он подошел к машине и взялся за дверную ручку.
— Это… очень великодушно с вашей стороны, сэр. Я просто вышел пропустить рюмочку… работал… и, честно говоря, я… не слишком хорошо себя чувствую… чтобы самому садиться за руль.
Я заметила у него в руке ключи от машины.
— Все… в порядке… — тщательно выговорил он, проследив за моим взглядом. — Я заберу ее… утром.
Вдруг вся моя злость испарилась.
— Вы устали, Кен, — мягко произнесла я. — А я нет. Я сяду за руль вашей машины.
Сначала его пальцы не хотели разжиматься, но все-таки он отдал мне ключи. Его глаза, темнее, чем обычно, были затуманены.
— Да. Я… устал, — произнес он.
На следующее утро инцидент не упоминался. Я увидела Кена только в середине дня, наше общение было кратким. Он потерял папку и пытался обвинить меня.
— Не делайте так больше! — вдруг закричал он, когда я со стуком задвинула ящик шкафа для бумаг. Он весь день подпирал голову рукой.