— Я знаю. Мне совсем этого не хотелось, но она сказала, что я должен что-то предпринять, потому что ты все еще хочешь уйти, но не решаешься сама попросить об этом.
Вот так так. Все сходилось. Итак, мама сподвигла беднягу Кена на решительные действия. Я больше не могла терпеть и рассмеялась.
— Что тут смешного?
— Смешно то, — сквозь смех выдавила я, — что ваша бедная мама решила, будто я по уши влюблена в вас.
Я ждала, что он тоже рассмеется. Я ошиблась. Он просто смотрел на меня и молчал, несомненно не веря своим ушам.
— А я подумала, что вы выставляете меня, потому что думаете так же! — весело закончила я.
— Ты хочешь сказать, ты подумала, что я решил, будто я понравился тебе? Но почему, черт возьми, я должен был так думать?
— Ну, я вела себя немного легкомысленно на вечеринке, — признала я. — Но это, разумеется, была всего лишь…
— Моя доля огня, — закончил за меня он. — Естественно, я понимал это.
— Да, — не очень убедительно подтвердила я. — Ну, по крайней мере, что-то в этом роде. И мне жаль вашу маму, теперь я понимаю, в какое заблуждение ее ввела.
— Не стоит извиняться, теперь зато мне не надо искать новую секретаршу.
Следующим вечером мама сказала, что Кен наконец-то нормально поел и температура у него спадает. Если так пойдет и дальше, завтра ему разрешат ненадолго встать с кровати. На этот раз я вошла к нему в комнату абсолютно спокойно.
— Ну и как дела у медсестры, которая не может отличить грипп от кори?
— Так же, как у больного, который боится, что его вымоют!
— Я боялся не того, что меня вымоют, — поправил он, — а того, кто будет это делать. Собственно говоря, когда ты ушла, меня мыла Мария!
Я смотрела, потрясенная, в его круглые невинные глаза.
— И вы позволили Марии протереть себе грудь губкой?
— Она сделала это в один из моментов, когда я был без сознания, — скромно объяснил он. — А теперь я хочу тебе кое-что показать.
Он расстегнул пижамную куртку и продемонстрировал гладкую грудь, на которой сыпи уже почти не было видно.
— Ну и что ты об этом думаешь?
Я подумала, что такой груди позавидовал бы любой профессиональный боксер. Но мысли — это одно, а действия — другое. Я с легким пренебрежением заметила:
— А у вас почти нет волос на груди, да?
— Вообще-то предполагалось, что ты будешь высматривать не волосы, а пятна, — строго заметил он.
— Ну, вы не слишком хорохорьтесь. На работе есть медицинский справочник, я сегодня нашла там корь. К вашему сведению, смерть может наступить в течение первых двух недель лихорадки, но чаще наступает на третью или четвертую от бронхопневмонии.
Он как раз говорил, чтобы я не рассчитывала на это, когда в комнату заглянула Линда и таинственно спросила, не могу ли я «подойти на минутку». Она явно колебалась.
— Я не знаю, стоит ли нам что-то говорить, но он просил меня принести ему книгу из машины…
— Да неужели? — пробормотала я. Ему пока нельзя было читать.
— Да нет, не в этом дело, — нетерпеливо ответила Линда. — Дело вот в этом.
Она разжала кулак. На ее ладони лежало кольцо с бриллиантом. Безобидная вещица, но у меня от нее дыхание перехватило. Я уже видела это кольцо раньше, на руке Фионы.
— Где ты это взяла? — резко спросила я.
— Оно выкатилось из бардачка. Мне показалось, оно дорогое, а ты же знаешь, что говорит папа насчет вещей, оставленных в машине.
— Ладно, — сказала я, — я отдам это ему.
Я могла молиться, чтобы Фиона оставила кольцо по ошибке, но это было бы бесполезно. Вспоминая вторник, когда я видела, как она выходит из машины, я слишком хорошо представляла себе, что произошло. К тому же это церемонное рукопожатие и тот странный взгляд, который бросил на меня К.Ф., проходя мимо моего стола…
— Ну и в чем там было дело? — осведомился он, когда я закрыла за собой дверь комнаты.
Я пересекла комнату и села на этот раз не на кровать, а на стул рядом с ней. Сейчас явно было не время вмешиваться. Он был заинтригован, и казалось жестоким заводить разговор о Фионе, когда он был к этому совсем не готов. Но кто может спорить с капризами судьбы?
— Лин сегодня нашла в вашей машине вот это. Она подумала, что не стоит оставлять это там. — Я аккуратно положила кольцо на кровать.
— О господи, — сказал он, — я и забыл, что оно там. Лучше не говори ничего боссу. Мы оплатили его за счет фирмы.
— Кен… — вопросительно начала я.
— Да, это кольцо Фионы. По крайней мере было.
Он потянулся и положил кольцо на тумбочку. Я с жалостью наблюдала за ним. В его жесте было что-то обреченное. Карие глаза взглянули в мое лицо. Они были такими же милыми, как и его улыбка. «Милая улыбка». «Милые глаза». «Милые усталые глаза» — теперь они действительно были усталыми. Может быть, это была корь; может, разбитое сердце.