— Как ты думаешь, детка, ты сможешь вернуться домой чуть пораньше? Я… — Она заколебалась.
Я похолодела:
— Мама, ты в порядке?
— Да, в полном, — рассмеялась она. — Вообще-то мне больше нужна машина, а не ты.
Это успокоило меня. Сейчас она не садилась за руль, так что, возможно, она хотела, чтобы я куда-нибудь отвезла ее. Но беспокойство вернулось, когда я приехала домой и обнаружила в холле чемодан. Мама была наверху, хладнокровно причесываясь. Пока она ждала автобуса, возвращаясь от папы, она почувствовала один или два приступа боли и решила, что стоит позвонить врачу. Врач в свою очередь решил, что ей стоит ехать в роддом.
— Но это же намного раньше срока! — выдохнула я.
— А это значит, что это опять кто-то из вашей компании! — философски заметила она. — Мальчики всегда рождаются вовремя.
Не буду отрицать, первой моей реакцией был ужас и негодование. Папа мог вырезать аппендикс в любое время за последние пять с лишним лет. Почему все должно было произойти одновременно, да еще, ко всему прочему, в отсутствие Марии? «Мерзавка», — обозвала я сама себя и сменила тон и выражение лица.
— Так, не волнуйся о доме и о папе, мама. Я увижу его сегодня вечером.
— И ты не должна ничего ему говорить, — твердо заявила она.
— Не говорить ему? — У меня отвисла челюсть.
— Нет, пока все не кончится. Пообещай мне это, детка, я совершено серьезно. Ему ни к чему волноваться.
Я представила себе, как папа смотрит телевизор и ест виноград.
— Волноваться? — немного язвительно повторила я. — Да он и слова-то такого не знает.
— Вот пусть все так и остается. Я надеюсь на тебя, Кон. — Мама встала. — А теперь мне бы хотелось, конечно, чтобы ты сначала поела, но, боюсь, нам надо ехать. Врач сказал, что будет ждать меня в половине седьмого.
Она пошла вымыть руки, а я — взять радио, которое отдавала ей с собой. Я только успела взять его, как зазвонил телефон, и незнакомый женский голос спросил, как мне показалось, мисс Си [2] Гибсон.
— Слушаю, — ответила я.
— Подождите, пожалуйста, я соединю вас с… — Она назвала фамилию хирурга, чья простуда доставила нам столько беспокойства.
— Добрый день, миссис Гибсон. Наконец есть новости для вас.
Какое-то шестое чувство удержало меня от объяснения, что я не миссис Гибсон. Вместо этого я молча стояла и слушала фразы типа «закончили анализы, сделали все нужные снимки, остается посмотреть поближе».
— Вы имеете в виду — оперировать? — До меня доходило постепенно… у него не было никакой простуды, как глупо я попалась на эту папину ложь… они делали анализы… для простого аппендицита? — Что вы подозреваете? — резко спросила я.
Приятный голос слегка замялся. Я слышала слова «признаки закупорки» и другие фразы… «на данной стадии никакой опасности», «может быть, и не о чем беспокоиться». Разговор, практически односторонний, завершился словами:
— На данный момент это полная картина, миссис Гибсон, как вы и хотели. Я снова свяжусь с вами, когда буду знать больше.
Я пришла в себя как раз вовремя, чтобы успеть спросить:
— Когда вы оперируете?
— Завтра в пять часов.
— Кто это был? — Мама спустилась по лестнице, как раз когда я положила трубку.
— Не туда попали, — выдавила я.
— Что-то долго.
— Да это один из этих придурков, которые не понимают слово «нет».
— А теперь домой и поешь, — скомандовала мама, когда мы приехали в роддом.
Ночь была бесконечной. Не успела я лечь, как все следы усталости покинули меня, и я лежала, глядя в темноту, пока у меня не заболели глаза. Я встала в шесть и позвонила в роддом. Мама провела ночь хорошо, но предположение о ложной тревоге не подтвердилось.
— Позвоните опять в одиннадцать, может, к этому времени мы сможем что-то сказать, — радостно объявила медсестра. Однако и в одиннадцать мне не смогли ничего сказать. — Вы знаете, все протекает очень медленно, — объяснила та же медсестра.
Мистер Фоли дал мне выходной, и я весь день действовала словно автомат — звонила Марии, отвозила Линду к миссис Лэйн, которая приютила ее, пока мамы нет дома, потом поехала в роддом и увидела там маму, прогуливающуюся в халате по коридору.
— Разве ты не должна быть в постели?
— Всему свое время.
Мы вернулись в ее комнату, следом за нами вошла медсестра, спросила маму, «считает ли она», измерила ее пульс и приложила стетоскоп к животу. Я отвернулась к окну, но мама все-таки успела заметить мое лицо.
— Езжай, детка, я знаю, что тебе сейчас нелегко.
— Вернусь, когда повидаюсь с папой, — не без облегчения пообещала я.