— Что за расследование? Я не думала, что вы музыкальный обозреватель. Если это официальное интервью…
— Нет, не интервью. Расслабьтесь, ладно? — Он взглянул на нее и на шелкового Бетховена, сердито смотревшего с ее футболки. Джулиана почувствовала себя идиоткой. — Не возражаете, если мы присядем?
Старк уселся на диван среди потрепанных нотных тетрадей Шопена и Моцарта, пока хозяйка освобождала кресло от кипы газет и писем.
— Это корреспонденция за четыре месяца, я забыла предупредить на почте, что уезжаю. — Все потому, подумала она, что совсем недавно заказала доставку газет на дом. Ей казалось тогда, что, может, хоть утренние газеты помогут ей не чувствовать себя оторванной от мира. А может быть, хотелось иметь еще какое-нибудь занятие, до того как она усядется за рояль. — Я еще не просмотрела ее.
— Вижу. Помочь?
— Нет.
Собеседница ответила слишком поспешно. Она поняла, и он тоже. Ей не хотелось, чтобы Старк подходил к ней слишком близко. Он так отличался от мужчин, которых она знала. Усаживаясь в кресло, она украдкой оглядела его, отметив про себя шрамы на лице, сильные, темные руки, ботинки, которые выглядели так, словно их носили очень долго и проносят еще вечность. Шаджи он бы не понравился, подумала она.
— Ну, давайте спрашивайте.
Старк вольготно закинул ногу на ногу. Он выглядел совершенно непринужденно, и Джулиана вдруг спросила себя, что могло бы вывести из равновесия этого человека? Рассердить его? Заставить его рассмеяться?
— Я приходил в Линкольн-центр в субботу вечером, чтобы увидеть одного голландца, Хендрика де Гира, — сказал Старк. — Вы знаете его?
Джулиана принужденно засмеялась.
— А что, должна знать? — процедила она, наслаждаясь своим сарказмом.
Старк не отреагировал.
— Сэм Райдер не упоминал о нем?
— Нет. А он должен был упомянуть?
— Я не знаю, я лишь пытаюсь нащупать. Де Гир и Райдер должны были встретиться на концерте.
— Это вы так выхаживаете свою статью о сенаторе Райдере?
— Возможно.
Она задумчиво и сосредоточенно посмотрела на него, слегка прикусив губу.
— Он вам не нравится?
— Мне многие не нравятся. Вам никогда не приходилось слышать имя Хендрика де Гира?
— Если и слышала, то не запомнила.
— Тогда это мало что даст. И вы также никогда не слышали о Сэме Райдере.
Джулиана выпрямилась, напряженная и оскорбленная.
— Вы всегда так враждебно настроены к людям, которых интервьюируете, мистер Старк?
— Зовите меня просто Мэтью, ладно? — Он изобразил на лице что-то похожее на улыбку. — А почему вы все-таки не поехали в Вермонт?
— Я была на гастролях с самого сентября, и мне хочется пополнить репертуар чем-нибудь новым. Вермонт никуда не денется.
— Наверное, так. Вы много работаете?
— Сейчас да, минимум по восемь часов в день. Чтобы вернуть форму.
— Значит, вы последовали совету Шаджи.
— Он часто бывает прав в такого рода делах.
— И это вас бесит?
Она не могла сдержать усмешку, и ей пришла на ум сумасшедшая мысль. Как этот сильный, непонятный человек отреагировал бы на Д. Д. Пеппер?
— Временами да. Но расскажите мне что-нибудь о Хендрике де Гире. Вы подумали, что я могу знать его просто потому, что он голландец?
— Вообще-то, да. Я всегда проверяю совпадения. И ничего больше я вам рассказать о нем не могу. А ваша мать, как вы думаете, не может ли она знать его?
— Моя мать?
— Ну да. Ведь она тоже голландка.
Джулиана смотрела на него, не в силах понять, говорит ли он всерьез, но его темные глаза оставались непроницаемыми, а на лице была обычная усмешка.
— Моя мать уехала из Нидерландов более тридцати лет назад, — сказала она, — меня тогда еще не было на свете. У нее есть сестра в Роттердаме, но они не ладят между собой, а еще брат в Антверпене, которого она редко видит. Так что, боюсь, ни о каких де Гирах мне ничего не известно.
Есть еще Рахель Штайн, которая приходила к матери на чай, подумала Джулиана, но это совсем неважно.
— Ладно. Сэм Райдер был на концерте с одной старой женщиной, очень маленькой, темноволосой, хорошо одетой. О ней вы ничего не знаете?
Джулиана старалась сохранить спокойствие, придать лицу такое же непроницаемое выражение, какое было у него. Рахель Штайн! Наверняка это она! Но девушка автоматически помотала головой. Чутье подсказывало, что ей следовало отрекаться от любого, кто подходил бы под это описание. Нужно посоветоваться с матерью, прежде чем распространяться перед репортером о Рахель Штайн и ее отношениях с Катариной. Обе они голландки, также как и этот Хендрик де Гир. Но что их всех связывает с сенатором Райдером — да и друг с другом, если уж на то пошло?