Затем ты получаешь деньги за самый крупный, самый таинственный из необработанных алмазов — который теперь обработан, — и перед тобой открываются все двери.
Чтобы сделать дело, никак нельзя доверять этим кретинам.
— Сержант, тебе легко рассуждать, — ныл Райдер. Господи!
— Пойми меня. Тут шныряет Мэтью Старк. Ты же знаешь, что он думает обо мне.
То же, что и я, Сэмми.
Блох хрюкнул, немного успокоившись. Пожалуй, насчет Старка Райдер прав. Никому из них не хочется, чтобы этот сукин сын сел им на хвост и начал вставлять палки в колеса. Похоже, ему пора кое о чем договориться со «стальным парнем». Боже, кто бы знал, как он ненавидит все эти дурацкие клички!
Он сел за стол и снял трубку телефона.
Джулиана нашла мать, печально сидевшую в дальнем углу кухни. Перед ней стояла чашка с чаем. Тетя Вилли сообщила ей о смерти брата и ушла в зал, чтобы выпить кофе и перекусить, как она сказала. Но Джулиана поняла, что она просто хочет дать им возможность поговорить.
— Только не рассказывай о том господине в дождевике, — прошептала тетя Вилли.
Джулиана и не собиралась. Он преследовал их автобус, а теперь, когда они приехали, торчал на другой стороне улицы напротив кондитерской. Джулиана одновременно ужаснулась и пришла в восторг, когда тетка вдруг помахала ему.
— Может, позвоним в полицию? — спросила она.
— И что мы скажем? Что на Медисон-авеню стоит какой-то мужчина, который курит сигарету?
— Но он преследовал нас.
— Да, конечно. Но даже если нам удастся доказать это, то знаешь, что он скажет полиции? «Я поклонник Джулианы Фолл, она такая хорошенькая».
И она выразительно махнула широкой ладонью.
Они решили, что, раз ему так хочется, то пусть померзнет, дожидаясь их.
Катарина закусила губу, и слезы хлынули по ее бледному лицу, когда она увидела дочь.
— Слава Богу! О Господи! Я так волновалась!
«Она никогда не узнает об этом, — поклялась себе Джулиана. — Я не скажу ей. Я придумаю, как мне выпутаться из этих неприятностей. Она ничего не узнает».
— Все в порядке, — наконец произнесла Катарина.
— Мама, я…
Джулиана замолчала, будучи не в силах продолжать. Она не может сейчас мучить мать расспросами, та слишком потрясена, ее рана кровоточит. И есть ли у нее вообще право допытываться у матери о тех давних временах, когда ее самой еще не было на свете? Да и мать, наверное, имеет право умолчать о каких-то вещах, случившихся в ее жизни. «Если бы у меня был ребенок, — подумала Джулиана, — разве захотела бы я, чтобы он знал обо мне все? Разве нет в мой жизни чувств, событий, поступков, которые я предпочла бы держать в тайне?»
— Я хочу, чтобы ты знала, как я сожалею о дяде Джоханнесе, — заговорила она. — Я знаю, в последнее время ты редко виделась с ним, но все равно любила его. Все вы по-своему были очень близки друг другу. Я только сейчас поняла это.
Катарина, покусывая нижнюю губу, выпустила руку Джулианы и вытерла слезы.
— Что ты собираешься делать?
— Не знаю, — призналась Джулиана.
— Разве ты не работаешь над концертом Шопена?
Джулиана улыбнулась, встала и обняла мать.
— Ты такая же невозможная, как и тетя Вилли, хотя и по-другому. Но я люблю тебя, мама.
— И я люблю тебя, — прошептала Катарина.
Она выпрямилась, вздохнула и решительно сказала:
— Позови-ка сюда тетю Вилли.
— Ну что, Стальной мужик, как поживаешь?
Мэтью сразу узнал этот голос и напряженно вжался в спинку кресла.
— Блох?
— Ты не прислушиваешься к советам. А?
— Что-то я тебя не понимаю.
— Тебя видели в Антверпене.
Черт! — подумал Старк. Надо же быть таким ослом. Ему не приходило в голову, что люди Блоха могут следить за мастерской и домом Пеперкэмпа.
А как же Джулиана?
О, черт! Если они следили за домом Пеперкэмпа, значит, они видели и Джулиану с теткой. Что еще известно этим ублюдкам?
Блох самодовольно продолжал:
— Тебя засекли у дома старика сразу после того, как туда вошли Джулиана Фолл и Вильгельмина Пеперкэмп. Ну и парочка! Просто умора. Говорят, Джулиана Фолл очень даже ничего. Что скажешь?
— Скажу, что при первом же удобном случае разобью тебе башку и размажу мозги по стенке.
— Ну да, если я буду играть по твоим правилам. Но это в прошлом. Сейчас ты играешь по моим. Хочешь, я расскажу тебе все, что мне известно?