Но было нечто общее, имеющее смысл для нас двоих. Ее мама с трудом выносила ее, моя мама ненавидела меня. Ее отец был придурком, мой отец был Сатаной.
Когда мы осознали эти мелочи, объединяющие нас, то стали больше времени проводить вместе, с каждым днем сближаясь все больше.
Она была моим лучшим другом, лучом света в темноте моих дерьмовых дней.
Я: Я переспал с ней один раз.
Алисса: Дважды.
Я: Ага, дважды.
Алисса: ТРИ РАЗА, ЛОГАН?! О, БОЖЕ!
— Кому ты пишешь? — заскулила Шей, отвлекая мое внимание от телефона. — Кто может быть более важным, чем наш разговор прямо сейчас?
— Алисса, — решительно сказал я.
— О, Боже. Серьезно? Она просто не может тобой насытиться, не так ли? — пожаловалась Шей. Это не было новостью. Каждая девушка, с которой я встречался за последние пару лет, безумно ревновала меня к моим отношениям с Алиссой. — Держу пари, ты трахаешь ее.
— Ага, это так, — сказал я. Это была первая ложь. Алисса не была доступной, а если и была, то не для меня. У нее были свои требования — требования, под которые я не подходил. К тому же, и у меня были требования к отношениям Алиссы — требования, под которые не мог подойти ни один парень. Она заслуживала целого мира, а большинство людей в Тру-Фолс, штат Висконсин, предлагали только крохи.
— Спорим, что ты бросаешь меня из-за нее.
— Да, так и есть, — это была вторая ложь. Я сделал свой выбор самостоятельно, но Алисса всегда поддерживала меня, несмотря ни на что. Она всегда давала мне советы, но и озвучивала, где я был неправ во всех своих отношениях. Иногда она была болезненно прямолинейной.
— Тем не менее, она никогда не будет с тобой. Она хорошая девочка, а ты — ты кусок дерьма! — заплакала Шей.
— Ты права, — это была первая правда.
Алисса была хорошей девочкой, а я был парнем, который никогда не имел шанса назвать ее своей. Хотя временами, глядя на ее сумасшедшие светлые кудри, я мысленно представлял, как бы это могло быть: притянуть ее ближе и медленно попробовать ее губы. Возможно, в другом мире я был бы хорош для нее. Может, не будь я испорченным с самого детства, провел бы свою жизнь с ней. Я закончил бы колледж и сделал бы карьеру, проявил бы себя в чем-нибудь. Тогда я мог бы пригласить ее в какой-нибудь модный ресторан и попросить ее заказывать из меню, что угодно, потому что деньги не были бы проблемой.
Я мог бы говорить ей, что ее голубые глаза всегда улыбались, даже когда она хмурилась, и что я любил, как она жевала воротники всех своих футболок, когда ей было скучно или тревожно.
Я мог бы быть кем-то, достойным любви, и, возможно, она бы позволила мне любить ее. Может быть, в другом мире. Но у меня было только здесь и сейчас, где Алисса была моим лучшим другом.
Для меня это и так удача — быть с ней в таком качестве.
— Ты говорил, что любишь меня, — плакала Шей, и слезы катились по ее щекам.
Как долго она уже плачет? Она профессиональная плакальщица, это точно.
Я изучал ее лицо, засунув руки в карманы джинсов. Черт. Она выглядела ужасно: все еще под кайфом, макияж размазан по всему лицу.
— Я не говорил этого, Шей.
— Нет, говорил! Ты говорил это больше, чем один раз! — поклялась она.
— Ты несешь чушь, — я бы покопался в своей памяти, чтобы понять, вылетали ли эти три слова из моего рта в какой-то момент, но точно знал, что этого не было. Я не любил. Она едва ли мне нравилась. Я коснулся пальцами виска. Шей действительно нужно забраться в свою машину и уехать далеко-далеко.
— Я не дура, Логан! Я знаю, что ты сказал это! — в ее словах звучала убежденность и надежда на то, что я любил ее. Что, в целом, было довольно грустно. — Ты сказал это сегодня чуть раньше! Помнишь? Ты сказал, что чертовски любишь меня!
Чуть раньше сегодня?
Ох, дерьмо.
— Шей, я сказал, что люблю тебя трахать. А не что чертовски люблю тебя. (Прим.: Перестановка слов в фразе: I love fucking you. Not that I fucking love you).
— Это то же самое.
— Поверь мне, нет.
Она замахнулась своей сумкой, и я позволил ей ударить меня. Правда, я это заслужил. Она замахнулась снова, и я снова позволил это. Шей сделала еще замах, и я, схватив сумку, дернул ее — и Шей — ко мне. Моя рука опустилась ей на поясницу, и она выгнулась от этого прикосновения. Я прижал ее тело ближе к своему. Она тяжело дышала, а слезы по-прежнему катились по щекам.