— Сиди, сиди, не трону, — бросил Сулейман с многозначительной улыбкой. После рождения внуков он отпустил бороду, черная курчавящаяся щетина уже покрыла все его лицо. Его и без того суровое лицо казалось теперь еще суровее. — Не трону уж ради праздника, — повторил он, — сегодня все грехи прощаются.
Потянув Азата за руку, Сулейман чуть не насильно усадил его рядом, пошутив, что в праздник не годится быть кисляем. Всмотревшись в пожелтевшее, с измученными глазами лицо Назирова, он подумал: «Здорово сдал, оказывается». А Гульчира, наоборот, последнее время вроде бы начала поднимать голову, расправлять крылышки. И улыбчива, как прежде.
Эта разница в настроении влюбленных сильно озадачила Сулеймана. «В ветреный день луне тяжело, в облачный — солнцу. Вот и пойми их».
На сцене зажглись огни. Сияя своими розовыми, как наливное яблоко, щечками, у длинного, покрытого красным кумачом, украшенного цветами стола возник Пантелей Лукьянович. Музыка заиграла туш.
Один за другим поднимались на сцену члены президиума. Первым, напоминая богатыря из сказки, прошагал старший Котельников, за ним, оставив старуху на попечение Сулеймана, поднялся Матвей Яковлевич. Сулеймана на сей раз заменил в президиуме его сын Иштуган.
Не дослушав речь директора, Назиров поднялся с места и направился к двери. Сулейман удивленно переглянулся с Ольгой Александровной.
— Сердце, видно, у парня горит, минуты не может усидеть на месте, — шепнула Ольга Александровна. — Плохо вы, старики, заботитесь о своем начальнике. Может, ему и поделиться-то не с кем. Один ведь, как перст один.
— Так-то так… Дело-то больно щекотливое, — почесал затылок Сулейман.
— А вы болячки-то не касайтесь… В таких случаях человеку горше нет, как одиночество, а вы покажите, что он не одинок.
— Га!.. — тряхнул головой Сулейман. — Умное слово сказала, Ольга. Что, если мы с Матвеем на охоту возьмем его?
Зал гремел аплодисментами. Это Муртазин сказал, что переходящее знамя Совета Министров ТатАССР и в этом году остается за «Казмашем». Отвлекшись разговором о Назирове, Сулейман не расслышал, что тот сказал, но присоединился к общим хлопкам. И стал уже внимательнее прислушиваться к докладу. Ничего говорит зятек, убедительно. И голос крепок. И движения размеренные. И в бумагу много не заглядывает.
Хотя дела завода, его завоевания и недостатки, хорошо были известны Сулейману, он почитал обязательным подводить итоги к большим праздникам. И память его крепко хранила их за все тридцать шесть лет. Да и как могло быть иначе. Ведь в этих итогах была вся его жизнь, жизнь его поколения. Если бы кто вздумал порыться в старых подшивках газет, то увидел бы Сулеймана Уразметова, неизменно шагающего со знаменем в руках во главе колонны с Заречной слободы. Успокоился он лишь после того, как сдал знамя из рук в руки сыну своему Иштугану, подобно тому как уступил ему свое место в президиуме. Теперь он провожает колонну до конца слободки, а там норовит, на пару с Матвеем Яковлевичем, скорее в лес поохотиться. Из этих прогулок по лесу, как сам он уверяет, возвращается помолодевшим, по меньшей мере, лет на десять.
В перерыве Сулейман поделился с Матвеем Яковлевичем пришедшей ему мыслью — взять Назирова с собой на охоту.
— Как по-твоему, га?
Прежде чем ответить, Матвей Яковлевич несколько раз перевел глаза с Сулеймана на Ольгу Александровну и обратно. «Хоть у тебя две головы, Сулейман Уразметович, а все же это затея не твоя», — словно говорила его лукавая усмешка.
Тут же отыскали Назирова. Он как ребенок обрадовался предложению стариков.
— Вот спасибо… Обязательно пойду!.. — оживился он. — У Алеши Сидорина есть прекрасное охотничье ружье. Даст без всякого.
К Погорельцевым подошла Лиза Самарина. Она была приодета, лицо веселое, глаза блестят совсем как в дни молодости. Самарина поблагодарила их за подарки детям. Ее не было дома, когда они приходили.
— Дети от радости голову потеряли… Старший даже подержать не позволяет свои инструменты. «Я тебе, мама, шкаф сделаю», — говорит.
— Я еще, когда в самый первый раз зашел к вам, заметил — любит мастерить парнишка. Больно ловко держал он перочинный ножик… — сказал Матвей Яковлевич.
— Еще Гульчиру с Сашей найти надо, поблагодарить, — не скрывая своей радости, продолжала Самарина. — Сколько подарков нанесли от комсомола, что я даже поплакала на радостях. Давно не было в нашей семье такого веселья.