Дома Надежда Николаевна, не раздеваясь и не зажигая света, присела у стола. С неодолимой силой почувствовала она всю горечь своего одиночества.
Постучавшись, тетка Маглифа сунула ей какую-то бумажку и, даже не расспросив о здоровье, ушла. Обычно Маглифа заносила ей счета из домоуправления — за квартиру, за электричество.
Опомнившись, Надежда Николаевна поняла, что в руках у нее телеграмма. Дрожащими пальцами распечатала ее. Телеграмма была от Марата: «Дорогая мама, поздравляю с днем рождения, желаю счастья, здоровья, долгих лет жизни».
А она совсем и позабыла об этом.
«Эх, сынок, сынок! Знал бы ты, что переживает сейчас твоя мама! Видимо, птица счастья навечно улетела от меня… Раньше, в трудные минуты по крайней мере, была с тобой. Сейчас вот сижу одна…»
Может быть, еще долго сумерничала бы Надежда Николаевна, если б опять кто-то не постучался.
— Войдите, — сказала она бессильно.
— Ой, почему вы в темной комнате? Пробки перегорели?.. — И одновременно с этим веселым девичьим голоском включился свет.
Надежда Николаевна растерялась, увидев Нурию с огромным букетом цветов и рой девушек. При Марате они часто бывали в доме Ясновой.
Окружив Надежду Николаевну, девушки шумно поздравляли ее, обнимали, протягивали цветы. Комната наполнилась девичьим стрекотом и суматохой. Надежда Николаевна сняла с себя верхнюю одежду и вместе с ней как бы сбросила с плеч давивший на них тяжелый груз.
— Раздевайтесь, девушки… Посидим, попьем чайку.
— Самовар я сама поставлю, сама! — сказала Нурия и, схватив в охапку самовар, устремилась на кухню. Потом завела патефон и закружилась под звуки вальса.
Если в душе заливаются соловьи, трудно себя сдерживать. Нурия давно уже позабыла те дни, когда одна-одинешенька проливала слезы в темной комнате. Теперь между Маратом и ею часто путешествовали розовые конвертики. У Нурии уже был свой «секрет» не только от домашних, но и от школьных подруг, — на ее имя приходили письма «до востребования».
— Эх, будь Марат дома… А что это за телеграмма? От Марата? — Нурия метнулась к серому листку, лежавшему на письменном столе Марата. Быстро обернулась и, посмотрев блестящими черными глазами на Надежду Николаевну, спросила: — Можно? — и покраснела.
— Можно, можно, — ответила Надежда Николаевна. Предвидела ли она сердцем матери день, когда эта черноглазая, веселая, ловкая девушка рука об руку с ее сыном пойдет по дороге жизни? Одобряла ли их союз?
Надежда Николаевна спрятала улыбку, увидев в зеркале над комодом, как Нурия, взяв телеграмму, отошла за угол шкафа и, прочитав, с минуту смотрела куда-то далеко-далеко. А когда Нурия, приутихшая, вернулась к подругам, Надежда Николаевна уловила набежавшую на ее лицо легкую тень грусти.
Помогая накрывать на стол, Нурия заговорила о близнецах старшего брата.
— Знаете, Надежда Николаевна, они так удивительно похожи друг на друга, что ни абы, ни отец, ни Гульчира-апа не разбираются, кто из них Ильдус, кто Ильгиз. Отец говорит, что так не годится, что нужно сделать метку. Я, чтобы не путать, повязала на ручку Ильдуса розовую шелковую ленту, а на ручку Ильгиза — голубую. На днях мы с отцом даже заспорили. Отец говорит, что с розовой Ильгиз, а с голубой Ильдус. Я говорю, что нет, с розовой лентой Ильдус, а с голубой Ильгиз. Марьям-апа, оказывается, когда нас не было, нарочно поменяла ленты. Мы и запутались. Ну и смеялись! Только сама Марьям-апа их не путает, — вдруг серьезным тоном добавила Нурия.
Девушки расставили цветы на столах, на комоде, на подоконниках. Комната приобрела совсем праздничный вид. Вскипел и самовар. Но Нурия не спешила нести его. Усевшись с подружками на диване, она рассматривала альбом. Надежда Николаевна вышла переодеться.
— Вы посмотрите, — сказала одна из девушек, показывая на снимок, — до чего Марат похож на своего отца.
— Ошибаешься! У него глаза матери, — запротестовала Нурия.
Надежда Николаевна переоделась в темно-синее шерстяное платье с длинными рукавами и белой вышивкой на груди, которое было ей очень к лицу. Она прислушалась к щебетанию девушек и вынула из сумки последний снимок Марата в форме курсанта. У девушек, особенно у Нурии, глаза загорелись. Что ни говори, они только кончают десятый класс, их будущее оставалось пока в тумане, они, как в сказке, стояли на развилке семи дорог. А Марат уже нашел свой путь в жизни. Вон как смело и прямо смотрит.
Кто-то постучался во входную дверь. Бросив альбом, Нурия стрелой помчалась открывать.