— Нечего раздумывать, Иштуган Сулейманович, — сказал работавший рядом с ним старый токарь Филимонов. — Ступай к самому директору.
Иштуган круто пересек обширный заводской двор, потом так же решительно вошел в заводоуправление и оказался в приемной директора. Зоечка разговаривала по телефону.
Иштуган ждал, пока она кончит свой бесконечный, казалось ему, разговор.
— Здесь? — спросил он, кивнув головой на дверь директорского кабинета.
— В это время, товарищ Уразметов, директор никогда никого не принимает.
— Скажите, примет.
— Это бесполезно. Приходите в четыре. Я вас запишу первым…
— Зоечка, доложите, иначе без доклада войду.
Зоечка, обиженно скривив свои ярко накрашенные губы, вошла в кабинет. Скоро она вышла оттуда.
— Немного подождите, Хасан Шакирович сейчас разговаривает. После примет вас.
Иштуган закурил. Колотившееся сердце медленно успокаивалось. «Не горячись, в горячке человека ум покидает».
Муртазин сидел за столом. На мгновение их взгляды встретились, как у борцов перед схваткой на сабантуе. Муртазин первым опустил ресницы.
— Здравствуйте, Иштуган, когда вернулись? Садитесь, пожалуйста.
— Спасибо. Приехал вчера. А сегодня вышел на работу.
— Да, я приказал на ваше место поставить другого человека, — сказал Муртазин, оглядывая свои кулаки на столе. — Вы только числитесь у нас, Иштуган, а работаете фактически не здесь. Пожалуйста, работайте, но мы не можем допускать простои станка.
— Я много раз просил не направлять меня в командировку. Мне самому это осточертело…
Муртазин развел руками.
— Я вас никуда не посылаю, только выполняю приказы министерства. Отменять не имею права.
Муртазин явно играл.
— Никуда я не уйду из своего цеха! — решительно заявил Иштуган. Дыхание его участилось, глаза заблестели.
— Вы, Иштуган, видимо, плохо знаете ремонтное дело, — продолжал Муртазин тем же спокойно-насмешливым тоном. — Ввиду реконструкции механического цеха у нас каждый станок становится проблемой. Нам не дают нового оборудования, приходится своими силами модернизировать старые станки. Для рационализаторов там уйма работы.
Иштуган заглянул прямо в сузившиеся глаза Муртазина.
— Всю эту игру в бирюльки вы затеяли, чтобы разделаться с непокладистым человеком. Мне ясно, чем вызван этот приказ. Вы просто мстите.
Иштуган встал.
— Мое последнее слово, товарищ директор, в ремонтный не пойду! В нашем цеху работы хватает. Товарищ Кудрявцев велел так и передать вам.
Муртазин поднялся и подчеркнуто твердо предупредил:
— Не выйдете завтра на работу, вынужден буду уволить вас с завода за саботаж. Я никому не позволю здесь своевольничать!
Марьям еще на заводе слышала, что мужа не оставляют в экспериментальном цехе.
Вечером Иштуган усадил ее на диван и, обняв, начал было рассказывать, что произошло за день. В это время постучался и вошел Сулейман-абзы. Марьям поднялась, но свекор остановил ее:
— Не уходи, невестка. Послушаем-ка баит этого джигита.
Иштуган засмеялся.
— До баитов еще далеко, отец.
— До сих пор, сынок, ты боролся против вибрации при обработке металлов, теперь тебе придется устранить вибрацию в чьих-то мозгах. Так что держись, сынок! С парторганизацией говорил?
— Подал заявление. Гаязов сказал, что поставят на бюро.
— Вот это хорошо! А как с работой?
— Сегодня день прошел попусту.
— А завтра?
— Пока не знаю.
— Знать нужно! Не получишь завтра работу — переходи в ремонтный.
— Думаешь, вернут потом? Эге, дождешься! Что угодно, отец, пускай до суда дойду, но ни за что не отступлюсь от своих слов.
Когда Гаязов сказал, что вопрос об Иштугане Уразметове, пожалуй, придется обсудить на бюро, Муртазин вскипел, как мальчишка. Он сердито предупредил, что готов десять раз расстаться с работой, но не допустит семейственности, что Уразметовы с разных сторон вонзают ему нож в горло, что он не желает ни видеть, ни знать их. И если Гаязов решится обсуждать этот злосчастный вопрос, он, Муртазин, на бюро не явится.
— В партии дисциплина одна, что для руководителя, что для рядовых! — спокойно отчеканил Гаязов. — Только тот, кто утратил облик коммуниста, может ставить себя выше партии. Но таких партия сумеет призвать к порядку.
Муртазин побледнел, нижняя губа у него задрожала. Впервые Гаязов разговаривал с ним с такой беспощадной прямотой.
— Гаязов — еще не партия! — воскликнул он.
— В моей голове и не ночевала этакая глупость, товарищ Муртазин, — возразил Гаязов. — У нас есть партбюро, парторганизация. Есть райком.