— В жизни всякое случается, — как-то неопределенно ответил Муртазин.
Но в глубине его карих глаз Гаязов уловил проблеск какой-то теплоты — точно бы искорку, мелькнувшую в холодном тумане.
«Нет, ему тоже не легко», — подумал Гаязов. И не ошибся. В этот вечер у них завязался непринужденный, интересный разговор, в котором они коснулись всего — начиная от международных дел и до последних городских новостей. Говорили по душам, много смеялись. Муртазин признался, между прочим, что за все это время прочел одну-единственную книгу — роман татарского писателя, да и то в русском переводе, всего раз выбрался в театр, хотя в молодости был страстным театралом.
Время было позднее, но ни тот, ни другой уходить не торопились.
— Ну, что у вас есть? — не без лукавинки улыбнулся Муртазин, когда круг тем, не касающихся прямо завода и их совместной работы, был исчерпан. — По глазам вижу, неспроста зашли ко мне.
— Вы угадали, — согласился Гаязов, и его охватило то чувство радостного удовлетворения, которое возникает, когда товарищу можно довериться во всем. И, отбросив намеченное вступление, он откровенно выложил директору, что коммунисты механического цеха просят ускорить осуществление проекта Назирова, обещая со своей стороны работать, не жалея сил.
— Да, это очень кстати, — задумчиво протянул Муртазин. — Мне вчера опять пришлось говорить с Москвой. Крепко рассердились за сеялки. А раз сердятся — сами понимаете, — значит, наше дело им не к спеху. Не пришлось бы мне вторично ехать в Москву. Правда, они пообещали к концу месяца выслать смету, но я им не очень-то верю.
— А что, если мы приступим к осуществлению проекта, не дожидаясь сметы?
— Я не раз думал об этом, Зариф. Но я уже не один раз обжигался на таких вещах. Нет уверенности, что они не попытаются еще раз подсунуть нам что-нибудь вроде сеялок. Пока не разделаемся с ведомственностью, опасность этого постоянно будет висеть над «Казмашем».
— Пусть бы ее висела, — со вздохом сказал Гаязов, — если бы она не связывала нас по рукам и ногам.
— Согласен с вами, Зариф. Пока я сидел в главке, мне казалось, что все у нас хорошо, нормально, как и должно быть, а приехал сюда — и убедился, что многое надо изменять в управлении промышленностью… Может, даже ломать.
Муртазин, словно для разрядки, переговорил по телефону с цехами, немного походил по кабинету и остановился перед парторгом, сидевшим в глубоком кожаном кресле.
— Ну, а еще что? — спросил он, усмехнувшись, и снова в его карих глазах появилась лукавая искорка. — Давайте уж, выкладывайте все. Другой раз будем ругаться. А сегодня что-то не хочется. Я знаю, парторги народ каверзный, самый щекотливый вопрос обычно оставляют напоследок. На Урале у меня был парторгом Иван Иванович Сталеваров. Старше меня года на два — на три. Трубку курил. Бывало, зайдет ко мне так же вечерком и, попыхивая своей трубочкой, примется толковать о том о сем, — у меня ведь тоже бывают минуты, когда хочется поговорить не как директору, а просто как человеку с человеком. Сидим, сидим, досидимся, бывало, до петухов, домой пора, выдохлись, и вот тут-то, словно только что вспомнив, Иван Иванович и начнет: «Знаете, Хасан Шакирович, у меня к вам малюсенькое дельце есть, чуть было не забыл…» Хитрил… На самом деле никогда ничего не забывал. Все, бывало, без записи у него в голове держится. Такой уже тактики держался. Сначала расшевелит тебя, залезет в душу, как женщина, а там уж… — Муртазин махнул рукой и сел на диван, напротив Гаязова. — Ну как ему тут откажешь.
— Коли так, Хасан Шакирович, — мягко улыбнулся Гаязов, — у меня тоже есть крохотное дельце, которое можно решить в два счета. Согласитесь, Хасан Шакирович, послать Назирова в МТС.
Не впервые вели они разговор на эту тему. Прежде Муртазин даже слышать об этом не хотел. Но Гаязов был настойчив.
Услышав о Назирове, Муртазин поморщился.
— Мы ведь уже толковали с вами об этом, Зариф, Назиров нужен заводу. Любого другого инженера берите. Отдам, слова не скажу.
— Например, кого? Азарина? Зайца? Акчурина? Кудрявцева? — перечислял Гаязов заводских инженеров, заранее зная, что Муртазин никого из них не отпустит, — он соглашался отдать Красавчикова или Пояркова. Но парторганизация эти кандидатуры не могла предлагать, заранее зная, что, во-первых, они сами не поедут, а во-вторых, если бы даже и поехали, толку от них не будет никакого. В парткоме всех инженеров перебрали и после долгих раздумий остановились на кандидатуре Назирова. Одним мешал преклонный возраст, у других семейные обстоятельства не позволяли или деловые качества. А Назиров и сам согласен, и по всем другим качествам подходит.