— Апа, дорогая, я ведь шутя… Не надо, апа… — шептала Нурия. — Апа, дорогая, не плачь, не то и я расплачусь. Пойми, это была просто шутка… Я не могу забыть подлого поступка Ильмурзы… что он заставил мучиться отца и Иштугана-абы… Если тебе так хочется, поезжай… Плюнь на оперу, а самодеятельный театр и там будет.
Прижавшись мокрой щекой к обнаженному плечу Гульчиры, Нурия тихо плакала, поглаживая рукой волосы сестры.
Сквозь узорчатый слой льда на оконном стекле в комнату прокралась светлая лунная полоска. Теперь в комнате можно было разглядеть и зеркальный шифоньер, и бронзового беркута с распластанными крыльями, стоявшего на этажерке.
В соседней комнате проснулся один из малышей. Послышался мягкий ход коляски. По улице, сотрясая весь дом, медленно прошла тяжелая грузовая машина, наверное, бензовоз.
Гульчира успокоилась, и Нурия опять запросила прощения.
— Эх, дурочка моя, разве от таких шпилек я плачу! — сказала Гульчира, обняв сестру.
— А почему же?
— Почему? Плачется, вот и плачу.
— Но что заставляет тебя плакать, апа? Что?
— Ступай, Нурия, ложись. Еще простудишься, — сказала Гульчира, будто не слыша вопроса Нурии.
Но Нурия и не подумала переходить на свою кровать. Она скользнула к сестре под одеяло, обняла ее за шею и шепотом, точно в комнате был кроме них кто-то посторонний, спросила:
— Ну признайся, апа, дорогая, почему ты все-таки плакала?
Гульчира засмеялась и обняла сестру.
— Дурочка ты, Нурия. Придет время, сама все узнаешь. Об этом не рассказывают.
На заводе Гульчира промолчала о своем телефонном разговоре с Назировым. Через два-три дня дела в механическом стали налаживаться. Гульчира уже раскаивалась, зачем зря взбудоражила Азата. Разве легко из такой дали добираться зимой до Казани.
«Если не приедет сегодня, завтра дам телеграмму, что может не приезжать», — решила она.
А Назиров был уже в Казани. С поезда он прямиком поспешил на завод. Буран, бушевавший несколько дней, стих. Ослепительно белый снег, на который еще не успела осесть копоть из заводских труб, лежал на крышах, в садах, на ветвях деревьев. Кругом было разлито блаженное спокойствие. Назиров шел, оглядываясь по сторонам, предвосхищая скорую встречу с Гульчирой, с друзьями, с заводом.
В проходной он протянул руку Айнулле.
— Ого, орел прилетел? Насовсем?
— Нет, Айнулла-бабай, по делу только, — улыбнулся Назиров, догадавшись, на что намекал старый хитрец. — Товарища Гаязова не видел?
Лицо старика чуть посветлело.
— Если только по делу — ладно. Не то вон сынок нашего Сулеймана, Мурза быстроногий, совсем сбежал. Ходит теперь посмешищем… Слышал, отдают его на суд народа… А товарищ Гаязов только что прошел, наверное, в своем кабинете.
Весть об Ильмурзе огорчила Назирова. Значит, и Гульчире нелегко.
Парторг встал навстречу Назирову и, подведя его к свету, сказал:
— О-о… Эк тебя ветром обдуло… Ну, как дела? Устроился?
— Дела ничего, Зариф-абы. Живу у одной старушенции. В избе просторно, я да теленок. — Назиров весело рассмеялся. — Скоро коза-борода должна объягниться. На ночь и ее приводим в избу.
Гаязову поправился Назиров, его бодрый голос, смех. Видать, не струсил парень.
Он стал расспрашивать об МТС. Оказывается, станция хоть и большая, но запущенная. Тракторы ремонтируют прямо на снегу. То, что называется мастерской, скорее сарай или холодный хлев. Тракторный парк сильно потрепан. Ремонт идет очень медленно: не хватает запчастей, специалистов. Новый директор, кажется, человек инициативный. И у Назирова планы крупные. Словом, засучив рукава впряглись в работу.
— И завод, думаю, не откажет в помощи, — сказал с доверчивой улыбкой Назиров.
Гаязов подтвердил, что за этим дело не станет, и спросил, почему Назиров не интересуется реализацией своего проекта.
— Именно эта забота и привела меня сегодня в Казань, Зариф-абы. — На лицо Назирова набежало выражение озабоченности. — Слышал о неприятностях…
Тепло взглянув на этого светловолосого парня с расплывшимся, широким носом, Гаязов сказал:
— А я думал, ты по личному делу… Неприятности, естественно, бывают.
Гаязов взял телефонную трубку и попросил механический цех.
— Кто это? Привет, Аван Даутович. Гаязов. Тут один товарищ хочет с вами потолковать…
Он протянул трубку Назирову.
— Аван-абы, здравствуйте… — сказал он по-татарски. — Азат говорит… Уже и забыли разве? Назиров… Вот у товарища Гаязова сижу. Сейчас, сейчас, только пропуск выпишу.