Но вскоре один гарпун у Карерры сломался, а второй намертво застрял в голове очередного муравья. Словно почуяв, что противник безоружен, на лодочника навалились сразу пятеро. Он успел отбросить двоих обломком гарпуна и бросился бежать, но оставшиеся шестиногие повалили его на землю и отсекли ноги. Карерра забился на песке, зажимая ладонями кровавые обрубки, а один из муравьев перекусил ему шею.
Рыбак Драмм смотрел на всё это с площадки привратной башни: тело лодочника дернулось в последний раз, и убийцы разбежались в поисках очередной жертвы. Но в глазах рыбака уже не было жизни. Рука Драмма все еще сжимала тяжелый кол, а темная кровь лениво вытекала из рассеченного горла. Самая ожесточенная схватка кипела у пологого всхода к каменной террасе дома Управителя Соога. Защищая своего Повелителя, люди сражались до последнего. Муравьев поднимали на остроги и колья и сбрасывали вниз. В них летели выломанные прямо из стены дома камни, плетеные корзины, набитые засоленной рыбой. Шестиногие никак не могли вскарабкаться на террасу, слишком яростным оказалось сопротивление рыбаков. Но некоторым из них нет-нет, да и удавалось прихватить цепкими жвалами ногу кого-то из защитников. Короткий вскрик – и два воедино слитых тела исчезали в гуще хитиновых убийц.
Одному из защитников пришла в голову неплохая мысль, он окликнул напарника:
– Гарн! За мной!
На мгновение оба скрылись за выступом стены и тут же появились снова, неся на крепких плечах грубо отесанное бревно, потемневшее от времени.
– А ну, давай, навались! Покажем этим тварям! Сразу несколько сильных рук подхватили ствол, подняли над головой – и швырнули в наседающего врага. Здоровенное бревно покатилось со всхода вниз, разом сшибло и унесло к подножью трех или четырех муравьев, изрядно переломав им ноги, а одному шестиногому взвившееся в последнем прыжке бревно в лепешку размозжило голову.
Бураков-охранников видно не было… Приглядевшись, пауки из подкрепления различили троих муравьев, с глухим треском перетиравших жвалами труп бойцового паука. Сражался он за десятерых – кругом откушенные муравьиные головы, лапы, неподвижные, скорчившиеся хитиновые тела с зияющими проломами от укусов ядовитых хелицер.
Из защитников больше никого… Только муравьи. И множество растерзанных людских тел, причем лишь немногие сжимали в руках обломки гарпунов или самодельных пик – шестиногие убивали всех без разбора: мужчин, женщин, детей… Они и теперь гоняли по всему двору давящихся плачем двух детей, мальчика и девочку лет десяти. Наконец игра смерти наскучила шестиногим, и мощные жвалы сомкнулись на боках жертв. Миг – и на залитые кровью камни упали ничем не напоминающие людей бесформенные куски тел.
Небольшие партии муравьев вылавливали спрятавшихся еще в начале сражения людей, рыскали в лабиринтах прибрежных лачуг. Тщетно надеялись трусливые души пересидеть нашествие, избежать смерти, укрывшись за хлипкими дверями дощатых развалюх. Шестиногие убийцы не давали уйти никому, вламывались в рыбачьи хижины, обыскивали каждый закоулок. В последнем самоубийственном отчаянии внезапно осмелевшие отцы семейств вырастали на пороге, преграждая путь. Они с безумством обреченных отбивались от двух, трех насекомых – каждый становится великим воином, когда за спиной семья, плачущая от страха жена, ребенок… Муравьи все наседали – одно неуверенное движение, и… Мертвое, изуродованное тело сползало по косяку. Сдавленный вскрик внутри лачуги, молниеносный, с хрустом, удар и предсмертный хрип. Все кончено.
Зажатый в угол между стеной хижины и грудой гниющих сетей молодой рыбак с посеревшим от страха лицом отбивался от муравьев выхваченной из очага тлеющей головней.
– Прочь, твари! Прочь! Сожгу!
Шестиногие опасливо попятились, рыбак же воспользовался моментом – бросил в них стреляющее искрами полено и сломя голову полез через нагромождение сетей. Сорвался, упал, попытался подняться снова, и в этот момент неумолимые жвалы вспороли ему живот.
Вот могучее хитиновое чудовище, прихватив жвалами женщину, потащило ее наружу, чтобы разделаться без помех. Для насекомого она – всего лишь очередная добыча, которую нужно привычным способом извлечь из норы и расчленить. Женщина, совсем молодая, еще почти девочка, кричала от боли и ужаса, размазывая по щекам слезы и кровь. Внезапно откуда-то вынырнули два рыбака – с ног до головы в крови, у одного правая рука весела плетью, – оба сжимали внушительных размеров остроги. Они переглянулись, кивнули друг другу: