— Эй, ребята!
Все вскочили со своих мест при его приближении. Со стороны Зе Марии, однако, этот жест не выражал почтения, ибо он признался, процедив сквозь зубы, Луису Мануэлу:
— Я уже его не выношу. Тоже мне гений. — И, прощаясь, громко спросил поэта: — Ну и как деревня?
— Деревни уже нет. На этот раз лоточники расхваливали свой горох под моим окном. И по пятнадцать то-станов за килограмм. Горох с доставкой на дом, моя дорогие, в деревне! И по пятнадцать тостанов! Чего вы еще хотите? Не вынес — вернулся в город.
— И хорошо сделали. Горох здесь дешевле.
Луис Мануэл и другие, удивленные и возмущенные, слушали дерзости Зе Марии. Все они сочли себя обязанными извиниться за это перед поэтом, как только их друг ушел.
— Сколько времени вы пробудете среди нас, маэстро? — с уважением осведомился Сеабра. — Много написали?
Старый поэт снял шляпу. Его глазки поблескивали. Провожая взглядом фигуру Зе Марии до двери, прежде чем ответить, он прокомментировал:
— Надеюсь, жена этого вашего друга была ему верна во время моего отсутствия, не так ли? — И, внезапно повернувшись к Сеабре, сказал: — Стихи, мой дорогой? Я оставил там свою большую и единственную поэму: океан! — И, обескураженный, облокотился на газету.
— Куда это скрылся Жулио? — спросил Абилио, размышлявший о чем-то своем.
— Пусть это тебя не беспокоит, — сказал резким тоном Сеабра. — Ты еще кое-чего не понимаешь.
То была фраза, предназначенная для ребенка!
— Есть какие-нибудь известия о нашем Сезаре? Я хотел сказать… о Жулиусе Сезаре, — вмешался поэт.
— Никаких. Где-то путешествует недалеко, — ответил Сеабра.
«Секреты. Всегда секреты, даже когда для этого нет причин», — размышлял Абилио. Но уход Жулио, сопровождаемого тем незнакомцем, вызвал в нем беспокойство. Он питал неприязнь к незнакомцам. Он опасался, что какой-нибудь пришелец завладеет одним из его друзей, особенно если этим другом был Жулио. Их дружеские отношения, основанные на привычках, привязанности, общих мечтах, принадлежали только им одним, другие не имели к ним никакого отношения. Пусть они и впредь держатся подальше. Абилио никогда не доверял этим залетным птицам. Однажды один из таких типов с авторитетным видом прибыл в Коимбру только для того, чтобы предупредить их о том, что они должны отдалить от себя, как отщепенца, прекрасного товарища, поэта, утонченного и наивного юношу, про которого никто не мог с уверенностью сказать, дремал ли он или мечтал, стоя на ногах, таким далеким он казался от того, что происходило вокруг него. Жулио, однако, проявил дерзкое непослушание и заявил, что прежде следует предоставить этому товарищу возможность защититься от обвинений. И он защищался, да, но довольно слабо. Все, выслушав его, уверенные, что за подозрениями скрывалась затаенная злоба, рассудили, что он заслуживал их доверия и дружбы; однако после случившегося он уже не был таким, как ранее. Замкнулся в себе. И однажды стало известно, что его поместили в больницу.
Иногда Абилио тревожили предчувствия, что Жулио не был откровенным до конца ни с кем из них. И что того хуже — Абилио подозревал, что истинными, единственными друзьями его были вот такие странные люди, находившиеся далеко отсюда, которые приезжали и уезжали, как порывы ветра. О, если бы он мог доказать ему, что здесь, в этой группе, он найдет товарищество, которое он так превозносил! Но как? И когда, например, в Коимбре появился тот смуглый, овеянный ореолом славы парень, которого не смогли согнуть никакие тюрьмы и который показывал при закрытых дверях рубцы на спине от побоев, нанесенных сбирами, он захотел, чтобы случилось что-нибудь такое, что позволило бы ему также стать героем, преследуемым, товарищем, достойным того Жулио, у которого было что сообщить и что он держал при себе, поскольку не доверял друзьям, окружавшим его. Но какие нелегальные сведения хранил Жулио? А может быть, он знал намного меньше того, что им казалось, — не больше Сеабры, не больше остальных?
Во время одной из вечеринок в комнате Зе Марии Сеабра принялся рассказывать о смелом переезде по горной цепи Лоза в автомобиле, нагруженном бомбами. Водителю сказали, что он повезет дыни. Поэтому, не подозревая об опасности, которая ему угрожала, он позволял машине подскакивать на ухабах; и при каждом толчке пассажиры ожидали катастрофы. «Дыни будут доставлены в хорошем состоянии?» — спросил один из них. «В хорошем, если мы тоже приедем», — ответил самый спокойный из них. Жулио холодно прервал его рассказ на полуслове.