И он тут же получил ответ, словно Триада прочитала его мысль.
— Это Погибель. Она пожирает духи наших мертвых, когда они входят в священный камень.
Три руки указали на Сердце.
— Вот истинный конец тропы мертвых — в брюхе червя.
Губы Тол'чака изогнулись, обнажив короткие клыки. Как такое может быть? Его учили, что мертвые огры, при помощи Триады, проходят через камень в другой мир к новой жизни. Он взвесил камень вместе с его черным сердцем. Ему лгали! Вот, оказывается, как все заканчивается. Но он все никак не мог в это поверить:
— Я не понимаю.
— Однажды, много зим назад, огр нарушил клятву, данную духам земли, — продолжала Триада. — И за его предательство наш род был проклят — явилась Погибель.
Тол'чак опустил камень и склонил голову.
— Почему вы все это мне рассказываете?
Триада ничего не ответила.
Раздался грохот, гора задрожала, гром доносился от далекой вершины — это звучал «голос горы», как его называли огры. Началась свирепая зимняя буря.
Когда эхо смолкло, Тол'чак вновь услышал голос Триады:
— Ты магра — самый подходящий возраст. Даже гора призвала тебя.
Тол'чак посмотрел на древних огров:
— Почему я?
— Ты наполовину огр. В тебе смешались духи двух разных народов.
— Я знаю, — сказал Тол'чак. — Я полукровка. Огр и человек.
Три огра переглянулись и начали о чем-то тихо совещаться. Тол'чак напряженно вслушивался. До него доносились отдельные слова, произнесенные шепотом:
— …ложь… он не знает… Книга Крови… кристальные клыки…
Последняя фраза привлекла его внимание:
— …камень убьет ведьму.
Тол'чак ждал, но больше ничего не услышал. Сердце грохотало в груди. Он больше не мог стоять молча.
— Чего вы от меня хотите? — Его слова громом прокатились по пещере.
Три старейшины посмотрели на него. И он услышал ответ:
— Освободи наших духов. Убей Погибель.
Могвид и Фардейл спрятались под каменным карнизом. Он не давал надежной защиты, но буря разразилась неожиданно и с неслыханной яростью, а в землях огров другой защиты им было не найти.
Щупальца молний хватались за горные пики и трясли скалы. Оглушительный гром заставлял беглецов еще глубже забиваться под каменный карниз. Свистящий ветер приносил крупные капли дождя.
После того как охотники не рискнули преследовать их в землях огров, Могвид решил, что теперь смерть им грозит, только если они встретятся с хозяевами, огромными обитателями горных пиков.
Он и не думал о погоде.
Крошечные холодные капли, словно осы, жалили открытую кожу Могвида.
— Нам нужно найти убежище получше, — сказал Могвид Фардейлу, который пытался стряхнуть капли дождя с густого меха. — К ночи мы здесь окончательно замерзнем.
Волк повернулся спиной к Могвиду, изучая залитые дождем расселины и утесы. Казалось, он не замечает холодного дождя, льющего с темного неба. Его мех не пропускал воду, в то время как человеческая одежда впитывала влагу и отнимала тепло у тела.
Зубы Могвида стучали, распухшая лодыжка мучительно ныла в мокром сапоге.
— Нужно развести костер, — пробормотал он.
Фардейл обратил к Могвиду взгляд своих желтых глаз, и в них было куда больше холода, чем тепла. В голове Могвида возник предупреждающий образ:
— «Глаз орла видит болтающийся хвост глупой белки».
Могвид забился еще дальше под карниз.
— Неужели ты думаешь, что огры заметят огонь? Буря наверняка загнала их глубоко в пещеры.
Фардейл молча изучал склоны гор.
Могвид не стал настаивать. Холод не был такой страшной угрозой, как отряд огров. Он снял заплечный мешок и положил его на каменный пол убежища, а потом прижал колени к груди, стараясь хоть как-то укрыться от порывов ледяного ветра. В тысячный раз за этот день он пожалел о своих утраченных способностях.
«Если бы я мог превратиться в медведя, — подумал он, — то дождь и холод меня бы не беспокоили». Он посмотрел на толстую шкуру брата и скорчил гримасу. Фардейл всегда был более удачливым из братьев. Жизнь улыбалась ему с его первого вздоха. Он первым родился и был объявлен наследником всего достояния семьи. Ко всему прочему, Фардейл оказался прирожденным оратором и всегда знал, когда и что требуется сказать. Очень скоро все заговорили о том, что он может стать старейшиной. А Могвид постоянно умудрялся брякнуть не то, что следовало, да еще в самый неподходящий момент, вызывая раздражение соплеменников. Лишь немногие искали его общества и советов.