— Довольно! — зарычал лорд Пьюрберн, поднимаясь на ноги. — Твоя наглость преступна! У тебя нет никаких рабов. Я владею ими, равно как и каждой жизнью в этом куполе и каждым кредитом, что проходит через него. Твоя свобода — подарок, который я в любой миг могу отменить. Может, ты забыла, каково это — быть в цепях?
Она яростно глянула на него.
— Не забыла. И никогда не забуду.
— Что ж, если не желаешь повторить тот опыт, прочь с глаз моих. Иди готовь своих бойцов к предстоящим реальным схваткам. Надеюсь лишь, что они более умелы, чем тот хвастун, который не смог одолеть тощую рабыню.
Рекафф капитана Канндиса остыл.
Он вздохнул, поставил кружку и подавил желание зажечь очередную палочку лхо. Оставалась последняя пачка. Ее требовалось растянуть по меньшей мере на четыре дня, до следующего каравана с припасами. При условии, что тот прибудет: по имевшимся у Канндиса данным, вероятность была примерно пятьдесят на пятьдесят. Он решил выбросить это из головы, снова взялся за работу и сощурился, глядя на инфодисплей.
Это не могло бы правдой.
Он поднял руку и похлопал по терминалу, надеясь заставить его предоставить необходимую информацию. Однако ничего не изменилось: никакого списка преступлений, никаких записей о тюремном заключении. Даже нарушений в виде распития спиртного в общественных местах, а он был вполне уверен, что подозреваемый в настоящий момент пьян. Канндис откинулся на стуле и расстегнул пуговицу на воротнике. Его пальцы бездумно забрались в карман, рефлекторно нащупывая пачку.
— Гладшив! — заорал он, и эхо его голоса разнеслось по коридору. — Тащи сюда свой зад.
Палочка лхо каким–то образом таки примостилась в уголке его рта. Канндис пожал плечами, отвел свою зажигалку на расстояние вытянутой руки, после чего щелкнул кремнем. Искра взорвалась, словно осветительная бомба, а затем опала до более контролируемого пламени. Он запалил палочку и как раз выдохнул, когда в дверном проеме возник Гладшив. Тот выглядел уставшим: плечи сутулились, глаза были налиты кровью. Впрочем, они все так выглядели.
— Да, сэр? — спросил Гладшив. Что–то в его тоне не понравилось Канндису, однако у того не было сил осаживать служащего.
— Ты конторская крыса и спец по записям, — сказал Канндис, указывая на дисплей. — Скажи мне, это нормально, по-твоему?
Гладшив обошел стол и сощурился на экран. Нахмурился.
— Нет, — произнес он. — Это странно. Запись исправляли, но она пуста.
— Канцелярская ошибка? — спросил Канндис с легкой нарочитостью, но Гладшив не попался на приманку. Вместо этого его пальцы заплясали по терминалу, выводя бессмысленный поток цифр и букв.
— Что это за околесица? — поинтересовался Канндис.
— Фоновый код. Каждый раз при изменении записи создается эхо, которое можно отследить.
— Запись меняли?
— Да, сэр. Много раз. Различные участки загружали данные, но их удалили, а запись заблокировали.
— По чьему распоряжению?
— Не знаю, сэр. Проктора, или выше.
— Нелепость, — наморщился Канндис, затягиваясь палочкой лхо. — С чего бы кому–то столь высокопоставленному прикрывать отбросов улья вроде этого?
— Я не знаю, сэр. Это все?
— Пока что, — вздохнул Канндис. — Возвращайся к работе. И сотри эту мину со своего лица.
Гладшив чопорно поклонился и удалился, не сказав больше ни слова.
Тут была проблема. Канндис заметил ее еще на первой встрече с Пьюрберном. Она успела усугубиться — особенно когда он отказался разрешать Гладшиву носить маску в участковой крепости. Возможно, эта битва не имела смысла, вздохнул Канндис, поднимаясь со стула. Правосудие в Перикулусе теперь отправлялось шайкой Пьюрберна. Гибель блюстителя от их рук списали как прискорбную ошибку, совершенную заблудшими. Может быть, следовало просто сдать и участковую крепость, предоставить им поубивать друг друга.
Он встал, вышел из своего лишенного двери офиса и спустился по соседнему лестничному пролету, держась за ржавые перила. Под участковой крепостью находилось несколько камер, еще пригодных к использованию. С момента прибытия лорда Пьюрберна спрос на них упал. Последователи того предпочитали шокерным дубинкам огнеметы, а пепел было мало нужды сажать в тюрьму.
Добравшись до низа, он трижды стукнул в пласталевую дверь. Последовала короткая пауза, после чего он услышал, как защелкали отпирающиеся тройные замки. Дверь со скрежетом открылась, выбрасывая из протестующих сервоблоков дождь искр. Стоявший с той стороны патрульный Сисфант выглядел взлохмаченным и тяжело дышал от напряжения, а его нижняя рубаха выбилась из брюк. Канндис собирался построить его, пока не вспомнил про собственный скособоченный воротник. Да и какая вообще разница; кто из достойных людей их увидит?
— Патрульный, — произнес он. — Как прошла ночь?
Сисфант пожал плечами.
— Торчок во второй умер.
— Хорошо. Меньше работы. А что с остальными?
— Идиот с синими волосами не перестает болтать. Вторая просто сидит. Разрешите говорить начистоту?
— Почему нет?
— Есть в ней что–то жуткое, сэр, — сказал Сисфант. — Слыхал я про крысокожих. Есть истории, как они ходят призраками, посылают свою душу задушить тебя, пока ты спишь. Некоторые говорят, что так она и убила того бойца на арене.
— Я видел, как она душила его проволочной удавкой.
— Но никто не нашел оружия.
— О, ну тогда это наверняка колдовство, верно? — вздохнул Канндис, проталкиваясь мимо него. — Иной вариант всего один: вы, идиоты, были слишком бездарными, чтобы найти кусок проволоки.
— Сэр, уверяю вас, мы…
— Вольно, Сисфант, — прервал его Канндис, не оборачиваясь. — Все равно это единственное, что тебе хорошо удается.
Впереди находились две оставшихся камеры участка; остальные уже давно завалило при падении. Он прошел мимо первой, где на веревке из шнурков покачивалась неподвижная фигура, и остановился перед второй. Обвиняемый сидел на полу, скрестив ноги, а в углу рта у него торчала палочка лхо. Позади него, на единственной в камере раскладной кровати, лежала крысокожая. Похоже, она спала.
При приближении Канндиса заключенный поднял голову.
— Здравствуйте, капитан! — жизнерадостно произнес он. — Огоньку не найдется?
— Только не для вора.
— Уверены? Можете взять одну, — не отставал тот, протягивая пачку.
— Возьму, когда охрана их конфискует, — отозвался Канндис. — Я как раз просматривал ваше досье. Никогда не видел ничего подобного, господин Проклятущий.
— Пропащий.
— Досье утверждает иное, — ответил Канндис. — Калеб Проклятущий.
— Ладно, это можем исправить потом, — произнес Калеб. — Полагаю, впечатляющее вышло чтиво.
— Как я и сказал, никогда подобного не видел, — сказал Канндис, разворачивая пустой кусок пергамента. — Там ничего нет.
Калеб уставился на него, наморщив лоб. Канндис подозревал, что это было его первое продолжительное молчание с момента помещения в камеру.
— Значит, у вас досье не то, — проговорил он. — Пропащий. Попробуйте…
— Нет никаких Пропащих, — ответил Канндис. — Только Калеб Проклятущий, соответствующий вашему описанию и генетическим маркерам. Насколько я могу судить, над досье поработали, удалив ваши преступления.
— Что? Но это смешно. Я легендарный вор. Я человек, похитивший Руку…
Он заметил выражение лица Канндиса и внезапно осекся.
— Вернее, вы совершенно правы, офицер. Записей нет, потому что я не совершал никаких преступлений. Никогда не питал к закону ничего, кроме почтения. В сущности, мой отец — проктор в Городе-Улье.
— Правда?
— Абсолютная.
— Знаете, что я думаю? — поинтересовался Канндис. — Я думаю, вы взломали наши записи, и вы никак не могли проделать это в одиночку. Думаю, это часть чего–то крупного. Думаю, вам известно куда больше, чем вы показываете, и коль скоро лорд Пьюрберн передал вас мне на попечение, я устрою небольшой допрос.
Калеб нахмурился, как будто придя в замешательство.