— Круговорот неэффективности, — пробормотал Сорроу.
— Убейте раба, чтобы показать пример. Убейте еще дюжину, чтобы это закрепилось. После этого рабочих не хватает, поэтому притащите еще из мест за пол-улья отсюда. Половина из них умрет по дороге, но к чему волноваться? Чтобы компенсировать, просто пошлите за новыми, вдвое больше реально необходимого. Все равно тела можно продать Трупомолам, переработать и скормить следующей партии, так в чем проблема?
Сорроу с улыбкой прижал руку к груди.
— Вы раните меня, — произнес он. — Мы не все такие.
— Однако мои подопечные голодают.
— Думаете, мне это просто? — отозвался Сорроу. — Поставка припасов на такую глубину сущий кошмар, и у меня чрезвычайно мало материала для работы, когда мертвых сжигают. Да и живых, если уж на то пошло.
— Вы поэтому здесь? — поинтересовалась она. — Хотите тела моих бойцов?
Он покачал головой.
— Ничего столь примитивного. В сущности, я здесь от имени вашего бывшего партнера. Как я понимаю, лорд Темпес Сол помог вам с определенными… вопросами проводки?
— Помог, — кивнула она, и ее глаза сузились. — Достаточно аварийной мощности, чтобы свет продолжал гореть. Но это дело между ним и мной. Если хочет поговорить еще, меня нетрудно отыскать.
— Солу нездоровится, — ответил Сорроу, запуская руку в крман и доставая фляжку. Он ненадолго приложил ее к губам, а затем протянул Вирэ. — Амасека?
— Я пас.
— Это хороший продукт, — настойчиво сказал он. — Тройная перегонка, выдержка двадцать лет. Нотки цитруса и ясеня.
Она поколебалась, а затем взяла предложенную фляжку. Напиток был исключительным, спору нет.
— Как я сказал, Сол оправляется после нападения, — продолжил Сорроу. — Но, насколько мне известно, вы обещали ему услугу взамен на его помощь?
— Это было тогда. — Она пожала плечами. — Я держу слово, но уже не в том положении, чтобы предлагать многое.
— Дело в большей степени касается зажжения Вечного Пламени. Полагаю, для финальной процессии потребуется группа рабов?
— Кому–то нужно повернуть краны.
— Действительно, — улыбнулся Сорроу. Его зубы были безупречными. Немного чересчур безупречными, особенно для человека, имеющего репутацию гурмана. На мгновение Вирэ задалась вопросом, где он их заполучил. Однако ответ был слишком очевиден.
— Должно быть, оказаться избранным — немалая честь, — продолжал Сорроу. — Интересно, существуют ли критерии отбора?
— Помимо пары сильных рук? Подозреваю, теперь требуется кавдорская маска. Впрочем, мне все равно. Как только бои закончатся, я ухожу, заплатят мне, или нет.
— Тогда вы не станете возражать против пары замен? — не отставал Сорроу. — Я знаю набожную чету, чье самое заветное желание — принять участие в подобном моменте. Нельзя ли разрешить им присоединиться к процессии? Чтобы было что однажды рассказать детям.
— И это услуга для Сола?
— Да.
— Хорошо. — Она кивнула в сторону жилого блока работорговцев. — За отбор отвечает Кандальщик Хантон. Подозреваю, он что–нибудь захочет за беспокойство.
— Благодарю вас, леди Вирэ
— Просто Вирэ, — отозвалась она, протягивая фляжку назад. Сорроу покачал головой и с учтивым поклоном удалился. Она отвернулась от него, и ее взгляд снова вернулся к рабочей бригаде с горнилом. Кандальщик махнул рукой на раненого невольника, который лежал совершенно неподвижно, хотя было сложно определить, без сознания он, или же мертв. Остальные бросили его и вернулись к работе, волоча горнило по костяной гальке и разбрасывая град обломков. На глазах у Вирэ тело медленно погрузилось в окостеневшие останки древнего Перикулуса.
18
К появлению Сола арена уже колыхалась. У входа, словно нарывы на больном, повылезали лотки, где предлагали хрустящую крысу на палочке, или кольца сточной медузы, обжаренные в охладителе. Он понадеялся, что собравшимся нравятся яства. Как он понял по тому немногому, что ему сообщил Сорроу, Перикулус постоянно отделяло от голода лишь несколько дней.
Он скользнул в толпу, остерегаясь парада масок. Впереди располагался вход, увешанный костями и почерневшими черепами. Там дежурили двое блюстителей — крупные мужчины в противоосколочной броне и с опущенными забралами. Помимо пистолета, каждый из них имел при себе шокерную дубинку: палицу с электрическим зарядом, способным усмирить даже самого крепкого жителя подулья. Однако оружие было пристегнуто, и никто, похоже, особо не фильтровал и не рассматривал вливающийся на арену народ.
Сол пересек порог и обвел взглядом места. Приходилось признать, что Пьюрберн проделал впечатляющую работу, собирая сооружение. С тех пор, как он сидел в толпе, прошли считанные дни, однако за это время сохранившиеся городские блоки ободрали и выровняли, пока не образовался грубый амфитеатр. По центру, отделенная от толпы забором из цепей, располагалась арена. Она представляла собой широкий круг, где–то тридцать футов в диаметре, а традиционный промышленный песок заменили пеплом, оставшимся от тех, кто противостоял Пьюрберну. Это было дерзкое заявление, хотя Сол и задавался вопросом, как на это смотрят гладиаторы. Он предполагал, что у тех, как и у всех, есть свои суеверия.
Венцом всего была сцена, где должны были сидеть Пьюрберн и высокие гости. На ней раскорячилось огромное горнило высотой по меньшей мере в два его роста. Пока что это было просто холодное железо, но в ходе финальной церемонии ему предстояло зажечься от руки самого Пьюрберна. Мало какие символы обладали большей силой; свет Бога-Императора станет частью Перикулуса, явившись сюда милостью Пьюрберна, и всякого, кто не согласится с властью того, выставят нечестивцем, еретиком, что противится Его воле.
Вот только Сол знал правду. Пламя было сотворено омерзительной волшбой. Скоро все это увидят.
Он услышал вскрик и оглянулся. Между вытянутых пальцев заплясали искры. Двое детей, по возрасту еще не годившихся даже в малолетки, вели потешный поединок. Оружием им служили простые однокомпонентные штуковины, купленные на одном из лотков. Тот ребенок, что покрупнее, со смехом прижимал маленького к земле и водил своим оружием туда-сюда над его шеей, изображая, будто отрезает голову.
От этого Сол ощутил дискомфорт, который не вполне смог бы выразить словами. Он выкинул все из головы, высматривая Ангвис. Он был уверен, что та нашла себе хорошее место, и не собирался пропускать открывающую церемонию. Хотелось напоследок еще раз увидеть Пьюрберна во всем его великолепии перед тем, как всему этому придет конец.
Вирэ наблюдала за тем, как заполняются места, сквозь зарешеченные ворота помещения для бойцов. Позади нее гладиаторы готовились к схваткам. Бойцы помоложе передавали по кругу бутылку, обмениваясь историями и сравнивая шрамы. Блок разогревался, медленно проводя свою массивную цепную глефу с красной кистью на хвосте по ключевым позициям. Это была в равной мере и физическая нагрузка, и медитация. Жителю улья он, вероятно, показался бы превосходным воином. Однако Вирэ своим опытным глазом видела, что он бережет левую ногу, а рука едва заметно подрагивает — возможно, после укуса, полученного им от безглазых тварей. Она бы сказала, что он стареет, но гладиаторы не становились старыми. Об этом заботилась арена.
Она снова глянула на толпу, изучая лица и пытаясь прочувствовать настроение. Разумеется, те улыбались и смеялись, но за этим присутствовала очень хорошо знакомая ей грань: сладкое предвкушение насилия. Лорд Пьюрберн был прав. Они хотели крови.
Вирэ развернулась и трижды ударила древком своей цепной глефы об пол. В комнате стало тихо; молодые бойцы опустили бутылку, Блок опустил оружие.
— Я не буду говорить много — все мы уже это делали, — произнесла она. — Вот-вот вы выйдете на арену отсалютовать лорду Пьюрберну. Потом начнется насилие. Напоминаю вам, что здесь нет места показухе. Я не хочу, чтобы вы играли на публику или затягивали бой, потому что хочется нанести особенно запоминающийся смертельный удар. Единственное, что имеет значение — победить и вернуться живым. Помните, что случилось с Порезом.