Она поочередно встретилась с ними взглядом.
— Толпа хочет увидеть, как прольется кровь. Давайте сделаем так, чтобы она принадлежала кому–то другому.
Двери распахнулись, и лорд Пьюрберн улыбнулся. Его платформа висела на жгучих ярко-синих струях огня. Перед ним двигалась охрана из блюстителей, броня которых сверкала в свете его Вечного Пламени. Бросалось в глаза отсутствие Канндиса, однако даже это не смогло вывести Пьюрберна из себя. С Канндисом можно было разобраться по завершении. Позади в ногу вышагивали стражи-Огарки и Пиромагир, и даже тяжеловесный киборг двигался неожиданно величественно. При его появлении толпа взревела; гортанный звук напоминал звериные крики. Но это в точности подходило им — жалким созданиям, не знавшим ничего лучше.
Он посмотрел на арену, где его ждали гладиаторы для приветствия. С ними была и Лорд Цепей, облаченная в свой доспех для схваток. В отличие от брони блюстителей, внешний вид того портили боевые повреждения, и если на нем когда и были какие–либо декоративные украшения, то они давно исчезли. Однако ее шлем до сих пор напоминал корону. Пьюрберн улыбнулся, когда ему в голову пришла мысль: не считает ли она себя королевой трупного пепла? Он надеялся, что она примет участие в бою и ее кровь прольется в качестве затравки к церемонии. Конечно, он мог бы устроить вызов, подтолкнуть ее. Но нет, он не настолько мелочен. Пусть себе беспомощно барахтается, лишившись денег и союзников. Позднее сможет вместе с Канндисом выпрашивать объедки с его стола. Возможно, он даже что–нибудь даст, если они проявят подобающее смирение.
— Добро пожаловать в этот исторический день, — произнес он, и вокс-усилитель, установленный в троне, разнес его слова по всей арене. — Знайте, что Бог-Император смотрит на нас, пока мы готовимся освятить Перикулус во имя Него. Сперва кровью, а затем огнем. Ибо на этой арене все сражаются во имя Него, будь то раб или Лорд Цепей. Любой может бросить вызов и тем самым возвыситься.
Говоря, он бросил взгляд на Вирэ, но к своему разочарованию не заметил никакой очевидной реакции. Тем не менее, он продолжил:
— Рука Бога-Императора избирает победителей, павших же отдаем Ему и на Его милость. В борьбе мы обретаем силу, а силой чтим Его свет!
Он снова уселся на трон, наслаждаясь преклонением толпы и заревом жаровен, окружавших арену. Его заботы казались чем–то далеким, опасность дома Каталл ничего не значила, даже безуспешные попытки отыскать былые владения своей семьи являлись всего лишь заминкой. Ведь он победил; Перикулус был в его полном распоряжении.
Лорд Креденс Сорроу изо всех сил старался расслабиться.
Это было нелегко, даже при его обширных талантах. Он сидел на наименее неудобном из своих стульев, а стоявший рядом вокс-динамик, захлебываясь, сносно пытался издавать музыку. Что–то в куполе коверкало сигнал, и звук постоянно резко обрывался. Эффект весьма выводил из равновесия. Сорроу выключил динамик и снова вздохнул, отхлебнув своего кракийского чая. Тот уже начал остывать, но его не хотелось приканчивать, поскольку это была последняя чашка. Может, совершить кулинарный грех и заново его подогреть? Особенно с учетом падающей температуры.
Поежившись, он встал со своего места и взял у дверей накидку. Прежде в ней было мало нужды, так как после его прибытия в Перикулусе стало неизменно влажно. Однако теперь он обнаружил, что мерзнет. Возможно, дело было в арене: схватки вытягивали энергию из остальной части купола. Он смутно слышал грохот оружия и рев толпы. Несомненно, Сол и Ангвис находились там, равно как и его агенты. У Калеба с крысокожей не было особого выбора, кроме как согласиться с его планом.
Или, скорее, планами. Сол настаивал на том, чтобы доказать преступления Пьюрберна, Ангвис же хотела смерти того.
Кому–то предстояло разочарование.
Сорроу вздохнул, глянул в окно и всмотрелся сквозь забитое досками стекло. Перикулус с той стороны не изменился. Костры продолжали гореть, жаровни шипели. Это и впрямь будут его владения? Он часто думал насчет собственного купола, но всегда представлял себе нечто более изысканное и расположенное гораздо ближе к шпилям. Тем не менее, надо было с чего–то начинать, а ценность купола могла только вырасти.
Он снова поежился. Какого черта не так с обогревателями? Сорроу потянулся к колокольчику на столике сбоку от стула, намереваясь звонком вызвать одного из своих Размольщиков, чтобы тот обновил ему кружку и выяснил, почему холодно.
Секунды тикали. Он побарабанил пальцами по подлокотнику.
Позвонил еще раз.
Ничего.
Где же они? Подчиненным было приказано никогда не оставлять его без сопровождения. Это были верные люди — если не лично ему, то учреждению — и более чем умелые в бою. Невероятно, чтобы их смогли одолеть и при этом хотя бы не привлечь его внимания.
Его взгляд метнулся по комнате. Не считая холода, все выглядело нормальным, ничего не сдвинуто с места. Дверь в коридор была крепко заперта, равно как и…
Дверь в приемную была отперта, замок открыт.
Невозможно. Единственный ключ находился у него, а он бы ни за что не оставил ее открытой, пусть даже пленники уже отбыли на церемонию.
С пересохшим ртом он крадучись двинулся туда, поглаживая печатку на правой руке. В аметистовом камне было скрыто перстневое оружие — плазменный бластер достаточной мощности, чтобы превратить блюстителя в броне в отвратительно пахнущее пятно. Однако это было оружие последнего шанса, которому между выстрелами требовалось самое меньшее семь минут на перезарядку. Одного убийцу можно было ликвидировать за счет эффекта неожиданности. Но что, если их больше?
Он передернулся и осознал, что напуган. Это было для него редкостью. Сорроу знал, что не смельчак, но обладал дальновидностью. Он редко боялся, поскольку его редко заставали врасплох или ставили в невыгодное положение. Однако сейчас он ощущал и то, и другое, и от этого его бросало в холод.
Нет. Не только его. На латунной дверной ручке образовались кристаллы льда, а металл так промерз, что почти обжигал кожу. Холод исходил из–за двери — из приемной, где тела готовились к переработке. Сорроу заглянул в нее, но там было темно, люмены погасли. Однако даже во мраке он заметил одну деталь, которая почему–то казалась чернее остальных. Тень, облеченную в человеческую форму.
— Добрый вечер, лорд Сорроу.
Он застыл. Не от холода, а из–за того, что конечности больше не признавали его власти. Он узнал голос. Пребывай он в поэтическом расположении духа, тот можно было бы описать как пронзительный, словно сломанная кость, или же, возможно, как мягкий и влажный, словно сгнившая плоть. Однако на самом деле ни то, ни другое не являлось правдой. Сам по себе голос практически ничем не выделялся: ни жестокости, ни настойчивости. Ужас никак не был связан непосредственно со звуком. Нет, он исходил от той примитивной, животной части Сорроу, которая инстинктивно понимала — то, что говорило настолько рассудительно, не должно существовать.
Он собрался с духом и почти удержался от дрожи в голосе.
— Добрый вечер, леди Антропофа.
19
Сол наблюдал, как тело волокут прочь, а пятна крови забрасывают свежим трупным пеплом. Толпа ревела, требуя еще. Их лица искажала ярость — до такой степени, что ему было сложно различить, кто в маске, а кто нет. От всех исходила одинаковая ненависть, щерящиеся лица приобрели багровый оттенок. Сол моргнул, протирая глаза, но видение задержалось. Возможно, люмены на нижних уровнях меркли, нарушая освещение.
У него зудело предплечье. Порой он ощущал нечто подобное на Игле, когда перма-шторм вот-вот должен был разразиться особенно буйным выбросом. Однако здесь было хуже, как будто энергию, которую он пассивно поглощал, оскверняло присуствтие Пьюрберна.
Он рассеянно почесал руку, оглядывая толпу. Проклятье, где же Ангвис?