Однако они двигались вперед, перебираясь через павших, не обращая внимания на кровь и тела.
Вирэ подхватила цепную глефу, и оружие с ревом ожило — как раз когда первый из атакующих добрался до порога офиса. Он бросился на нее, но лишь оказался разрублен напополам, а возвратный взмах выпотрошил следующего нападавшего. За ними последовали другие, однако их вой заглушили вертящиеся зубья глефы. Коридор был узким, загроможденным телами и скользким от крови. Их численность ничего не значила: они добирались до нее по одному — только для того, чтобы их сразили.
Но непрерывный напор атакующих заставил ее отступить на шаг. Потом еще на один.
Еще один шаг — и ее окружат кольцом клинков. Тогда всему конец. Однако она ждала, крутя вокруг себя цепную глефу и высматривая свой шанс.
Вот. К ней метнулся грузный бандит — такой широкий, что почти перекрыл коридор. Глефа вспорола его, но вес заставил завалиться вперед. Пока тело падало, Вирэ сделала шаг назад. Они навалились позади него, заполняя дверь и коридор за ней.
Она дернула переключатель у себя на поясе.
Вал тел заслонял ей обзор, но она ощутила сотрясение, когда сработала приделанная к гарпуну фраг-граната, и осколки от взрыва будто косой прошлись по коридору. Ближайших нападавших внезапно бросило вперед, заставив потерять равновесие. Это было все, что ей требовалось — глефа описала страшную дугу, пожиная вертящимися зубьями урожай плоти и костей.
Все вдруг замерло, и стало тихо, исключая гудение ее оружия.
Вироэ переступила через изорванные трупы, осматривая коридор. Стены окрасились алым, пол скрылся под изломанными телами. Где–то под гнетом мертвецов, невидимое под кровью и желчью, находилось могучее тело Блока.
За ее ногу слабо ухватилась рука.
Она глянула вниз — на распростертое у ее ног существо. У человека не хватало половины торса, но он все равно продолжал цепляться за нее уцелевшей конечностью. Маску каким–то образом снесло начисто, и лицо было покрыто пылью и следами от осколков, но Вирэ не могла отвести взгляда от его глаз. Белки стали багровыми, щеки испятнали кровавые слезы.
— Да что с тобой не так? — пробормотала она. Тот ответил лишь жалобным воем, в котором было больше разочарования, чем ярости: злоба угасала вместе с уходящей жизнью. Вирэ с силой опустила ногу вниз, заставив его умолкнуть, а затем оглянулась. Элле неподвижно стояла в дверном проеме позади нее с ничего не выражающим лицом.
— Элле?
— Несокрушимая? — отозвалась девушка монотонным голосом. Похоже, за нее говорил когитатор.
— Отход. Веди всех, кто остался, к сервисному подъемнику и в жилье рабов.
— Принято, — кивнула бесстрастная Элле. — Когда мы можем?..
Однако ее голос потонул в далеких воплях ярости. Далеких, но быстро приближавшихся.
— Иди! — зарычала Вирэ, и из–за угла появилась следующая волна.
2
Лорд Пьюрберн знал, что она пропала. Еще не успев открыть глаза, он ощутил перемену: опьянение праведного гнева вытеснила холодная, жесткая ярость утраты и неудачи. Человека послабее она бы поглотила, но его воля была железной. Даже когда фамильная дурная кровь забрала его мать, он принял это. Ни одна слеза не запятнала его щек ни во время ее погребения, ни двумя годами позже, когда она наконец–то умерла. Тогда ему было всего восемь лет, но он уже понимал. Эмоция — это слабость, орудие, которым сильные пользуются, чтобы влиять на слабых разумом.
Однако эта ярость была иной. Не неистовством, согревавшим чрево. Это была холодная пустота, стремившаяся поглотить все, с чем соприкасалась.
Он со стоном сел; старое тело мучили болезни и ушибы. Боль всегда сопровождала его, но беспорядочная россыпь ран на руках и коленях была ему практически в новинку. Во время атаки он чувствовал себя парализованным. Ему хотелось отдавать приказы, требовать ответных действий, но он не мог справиться с абсурдностью всего этого. Кто станет устраивать столь дерзкое нападение? За мгновения, прошедшие между слепящей вспышкой и тем, как две фигуры бесцеремонно скинули его с трона, он успел обдумать множество вариантов. Возможно, против него выступили собственные последователи, или же младшие члены его семьи устроили переворот. Может быть, удар наконец нанес дом Каталл, хотя он и подозревал, что те бы действовали одновременно изящнее и эффективнее.
Но ему сохранили жизнь, забрав, возможно, единственную вещь, имевшую такую же ценность. Хлопнули его собственной трясущейся рукой по скрытому генетическому замку на платформе. Они знали о ней. Это была его вина. Он стал чрезмерно самоуверен, возомнил себя недосягаемым.
Он стер пыль с глаз, от чего на рукаве осталось уродливое бурое размазанное пятно. Было темно — люмены погасли, а жаровни опрокинулись, и драгоценный прометий впитывался в землю. Однако из мусора и обломков были сооружены костры, которых ему хватило, чтобы получить впечатление об окружающей обстановке. Он лежал рядом со своим упавшим троном; горнило теперь пустовало, а установленная сзади камера была распахнута, словно рана. Это казалось непристойным — чернь получила возможность заглянуть в столь святое место. Его окружала горстка Огарков, и Пиромагир нес свое безмолвное бдение. Он не питал к ним ни тепла, ни благодарности, но сознание того, что слуги даже сейчас исполнили свое предназначение, принесло ему некоторое удовлетворение.
Пьюрберн подал одному из Огарков знак закрыть платформу, а другой из них помог ему встать, и он оглядел огни вокруг. Всего тех было шесть; они образовывали подобие круга, в центре которого находился упавший трон.
— Так вы наконец очнулись, милорд?
Напрягшись от этих слов, Лорд Пьюрберн обернулся, и из сумрака вознкло множество его последователей. Он узнал Тритуса, но остальные были все на одно лицо, прячась под масками. Впрочем, странное дело: что бы ни находилось за ними, но в тот момент зловещие гримасы казались более честным отражением их душ. Все они несли собранные обломки с мусором, и все были окровавлены, хотя оставалось неясным, их ли это кровь. Каждый поочередно рассматривал его, словно вынося суждение — эта мысль в равной мере вызывала отвращение и злость. Был соблазн подать сигнал своему Пиромагиру, чтобы тот огнем научил их уважению. Несомненно, менее сдержанный покровитель именно так бы и поступил.
— Я жив, — произнес Пьюрберн, оглядывая их одного за другим. — Кажется, покушение было неудачным.
— Возможно. — Тритус пожал плечами, скинул с плеча куль и положил его у своих ног. — Я бы сказал, что они добились в точности того, чего хотели.
Все взгляды были обращены на него. Лорд Пьюрберн сохранял самообладание, а у него в голове проносились мысли. Не эти ли люди ответственны за его падение? Известен ли им его секрет? Она все еще у них?
Нет. Он не поддастся такой паранойе. Эти простаки поклонялись мусору и грязи как божественным реликвиям. Они слишком мелки и тупы, чтобы увидеть истину.
— Похоже, мы многого лишились, — заметил лорд Пьюрберн, озирая развалины вокруг.
— Предатели, вот кто это был, — выплюнул Тритус. — Все эти грешники, которые сами надевали маски, пытаясь внедриться в дом Кавдор. Половина обратилась против нас или друг против друга. Но мы не так глупы — они еще не успели нас заманить, как мы перебили их шайку. Некоторые даже не были людьми, я видел это под масками. Я вас предупреждал, милорд. Говорил, что в тенях поджидают нечистые твари.
Лорд Пьюрберн не ответил. Вместо этого его взгляд скользнул на сваленный у него под ногами мусор. Там просматривались знакомые очертания. У некоторых были пальцы.
— Нужно поддерживать костры, — произнес Тритус, видимо, проследив, куда он смотрит
Пьюрберн нахмурился, не понимая, что тот имеет в виду.
— Вечное Пламя, — прохрипел Тритус. — Перед тем, как они его похитили, огонь упал и зажег эти костры. Пока мы питаем их, пламя Бога-Императора не угасло. Еще нет.
Пьюрберн глянул на огненное кольцо.
— Славно исполнено, Тритус, — улыбнулся он. — Ты прав. Благодарю тебя.