— Мы пытаемся! — огрызнулась она. — Не хочешь помочь?
— Нет, — с ухмылкой произнес он. — Если буду запирать, вряд ли смогу варить.
Вирэ выругалась, задействуя последние резервы. Колено взвыло, в позвоночник впились кинжалы боли. Однако за воротами что–то сдвинулось, нападавшие отшатнулись или упали. На миг напор ослаб. Перегородка захлопнулась, и Голиаф навел оружие.
— Станет жарко, — предостерег он, вдавливая спуск. Не было никакой вспышки, только гул: испарялась влага в воздухе. Заграждение уже светилось; Вирэ чувствовала жар на предплечье, и неприятное покалывание быстро усиливалось.
— Не останавливайся! — заорала она. С той стороны кавдорские крысы молотили по металлу, испепеляя себя от жажды убивать. Кончики пальцев жгло, даже сквозь перчатки. Один из пожилых рабов рядом с ней тихо стонал при каждом вздохе. Но он не сдавался. Никто из них. Они не сломаются.
— Хельмавра ради, давай быстрее! — взревела Вирэ, но Голиаф проигнорировал ее. Он с неожиданной ловкостью пробирался сквозь нагромождение конечностей и чертил линию вокруг переборки, сплавляя металл. Давление по чуть-чуть спадало.
— Готово.
Она отступила назад. Кромка переборки все еще испускала угасающее оранжевое свечение. Выдержит ли? Возможно, против отремонтированных автоматов и импровизированных зажигательных бомб. Но что, если они найдут что–нибудь потяжелее?
Она обернулась к Голиафу. Тот тоже тяжело дышал, а на его предплечьях были ожоги.
— Вирэ, — произнесла она. — Я бы протянула руку, но у меня пальцы обожжены.
Он ухмыльнулся.
— Ривв.
— У тебя есть банда?
— Была. Похищенные Сыны. Видать, я теперь за главного.
— Все мертвы?
— Думаю, да, — вздохнул он. — Я убил троих из них. Пришлось.
— Такого сейчас много творится, — сказала она. — Теперь ты со мной. Вставай в строй.
Он кивнул. Вирэ повернулась и бросила взгляд на невольников. Большинство нерешительно брело от двери. По меньшей мере двое распростерлись на полу, держась за обожженные конечности.
— Есть кто с медицинской подготовкой? — спросила она, озирая комнату. — Подчищал за доком, или еще что?
Тишина. Потом поднялась рука. И еще одна.
— Спустите раненых на четырнадцатый уровень, — велела она. — Все медицинские припасы, что у нас есть, там. Если не сможете обработать, напоите их. Остальным начать прочесывание; если увидите трещину, я хочу, чтобы ее запечатали. Они могут найти другой способ перебраться. Прибирайте все оружие, какое сможете найти; мне нужны снайперы в окнах над каждым переходом. Скажите им сосредоточиться на тяжелых и всех, кто с гранатами или мелта-оружием.
Она огляделась по сторонам, поочередно встречаясь взглядом с каждым. Потерянные, напуганные. Как собаки, лишившиеся владельца.
Кроме одного. Налитые кровью глаза свирепо глядят в ответ с вызовом.
— У тебя проблема? — спросила Вирэ.
— Ага, — сказал тот, надвигаясь прямо на нее. — Не пойму, с чего бы тебе отдавать приказы. Миру конец. Каждый в улье сам за себя.
— Тебе бы сказать что–нибудь минуту назад, — произнесла она, пожимая плечами. — Я бы могла тебя бросить снаружи и кормить на один рот меньше.
— Это мы несли еду, — ощерился он. — Не ты, работорговец! Это по твоей вине мы тут в ловушке, по твоей вине…
Она ударила его тыльной стороной ладони. Жестко. Он кувырнулся в воздухе, приземлился лицом вниз и уже не поднялся.
— Его тоже берите, — сказала она, кивая свеженазначенным рабам-медикам. — Если начнет выделываться, ударьте снова, посильнее.
Прежде чем ее успели о чем–либо спросить, она отвернулась и зашагала по коридору. Ривв двинулся за ней. Они не должны были видеть ее изнеможения, или острой боли в колене, или страха. Загерметизировать жилой блок даже фабричной прессовки было практически невозможно — все равно, что пытаться сделать сито водонепроницаемым. То обстоятельство, что ее замок не касался земли, являлось преимуществом, однако отдельные атаки все равно могли происходить сверху и снизу.
А если прорвутся на одном из переходов…
Она шла мимо невольников и бандитов, подонков и рабочих бригад, и все они, видимо, теперь находились в ее юрисдикции. Некоторые пробрались внутрь в хаосе, или же отступили из соседних зданий до того, как они перекрыли входы. Эшеры и Голиафы стояли плечом к плечу с Орлоками и Ван Саарами. Это было странно: старинные соперничества как будто ничего не значили на фоне нынешней угрозы.
Впереди располагался ее смехотворно названный командный центр. Формально это было жилье Кандальщиков, хотя тех осталось мало. Какое бы безумие не поглотило Перикулус, оно пощадило большинство из тех, кто был заперт в рабском блоке, однако многие Кандальщики все равно погибли от рук исступленных невольников, пока порядок не восстановился. Впрочем, в помещении имелось оружие и системы наблюдения. Это уже начало.
— Статус? — рявкнула Вирэ, входя в комнату. Ривв следовал в нескольких шагах позади нее.
Пребывавшая в одиночестве Элле подняла глаза от инфотерминала.
— Все три входа перекрыты. Мы нашли несколько длинноствольных винтовок: достаточно, чтобы выставить снайперов. В ответ стреляют, но потери малы. Слишком темно, чтобы подтвердить цифры.
Ее голос звучал ровно — за нее все еще говорил когитатор. Собственный голос так и не вернулся к ней после того нападения, которое унесло жизнь Блока.
— Это не просто безумие, — пробормотала Вирэ. — По крайней мере, не безумие зверей. Они становятся организованными, делают ложные маневры. Планируют. Думаю, мы можем их сдержать. Но что, если они решат подорвать переходы?
— Они не станут, — тихо проговорила Элле, и в ее голос закралась едва заметная тень эмоции. — Все неустойчиво. Если рабский блок упадет, он может обрушить половину купола.
— И убить нас всех, — ответила Вирэ. — Даже звери не мыслят таким образом, во всяком случае осознанно. Но я знаю, за этим стоит Пьюрберн. Он считал нас своей собственностью, а наш отказ преклонить колено — страшным неуважением. Если перед ним стоит выбор: ослабить контроль, или перебить всех нас, он не станет колебаться.
— Тогда что нам делать? Как?..
Пробежала дрожь. Она была почти нулевой, немногим сильнее вибрации от проезжающего рельсохода. Потом последовала еще одна. Ближе.
Они переглянулись.
И вдруг канал вокса заполнился криками.
Калеб знал, что Иктоми злится. Хуже того, она еще и была права.
Им следовало бы бежать без оглядки. Однако он не мог решиться оставить их пленницу умирать. Ее оказалось несложно убедить идти следом, и она трусцой бежала за ним по пути, который прорубила среди лиан Иктоми. Но она замедляла их, а двигаться уже было тяжело. Он утер лоб и заворчал, зацепившись рукавом за обруч на голове. Становилось жарче.
Он бросил взгляд на пленницу. Ту, похоже, не заботила жара, да и вообще ничего не заботило. Несколько раз Калеб пытался завязать разговор, но она не отвечала и не выглядела особо заинтересованной его словами. Выглядело так, словно она живет в ином мире.
Они шли уже несколько часов. Иктоми утверждала, что придерживается маршрута, но кабельные лианы было сложно различать. Насколько он понимал, они могли плутать кругами. Именно поэтому он испытал такое облегчение, когда они наткнулись на просвет. Как минимум, сперва.
Кабельные лианы пропали, и им на смену пришел голый полукруг где–то в сотню ярдов, торчавший из металлического утеса. Земля не была похожа ни на что из виденного Калебом: бурый грунт, рассыпавшийся от прикосновения. Насколько он слышал, это называлось почвой. Ее пригоршни временами обменивали в подулье на царские суммы. Она поступала из–за пределов планеты и, видимо, использовалась для ферм.
Или садов.
Осветительная система наверху заросла кабельными лианами, отбрасывавшими длинные тени на разрушенное здание. Это была небольшая постройка — по крайней мере, для улья — всего два этажа в высоту и дюжина, или около того, ярдов в ширину. Из крыши торчал каркас из ржавых балок, похожих на шипы какого–то зверя. Ее соорудили возле утеса из почерневшего металла, однако от коррозии руины покрылись яркой россыпью рыжей ржавчины на тусклом железе. Главный вход был распахнут; за ним, вероятно, когда–то располагался атриум, но оставшиеся внутренние двери запечатала коррозия. Калеб предложил укрыться и передохнуть перед тем, как идти дальше. Иктоми не стала спорить, но и не согласилась, вместо этого пробормотав что–то насчет разведки периметра, после чего ушла.