1.3
Солнечные лучи просвечивали сквозь снег крохотными радугами. Я потянулась, разворошив наметенное с ночи убежище, и поочередно затрясла лапами. Уже не раз доводилось часами выжидать по самую гребенчатую макушку в сугробе, но чтобы ночевать в нем – такое случилось впервые.
- А-а-а! Змея! Змея-огневица!
Я до хруста сжала пальцы и со вздохом подняла голову. Ну да, я. Можно подумать, первый раз видимся…
- Змея-а-а-а!
…чего орать-то?
Неспешно встряхнувшись, я заскользила по обледенелой речной кромке. Игравшие на высоком берегу детишки кубарем скатывались с горы и, подхватив салазки, уносились наверх к селу. Самые шустрые уже добрались до палисадов, остальные растянулись цепочкой. Позади всех, отставая, катилось что-то маленькое, мохнатое и круглое, как колобок. На середине склона оно шлепнулось в снег, да так и осталось лежать.
Я подобралась ближе. Овчинный куль, крест-накрест перетянутый серым шерстяным платком, был тих и недвижим.
- Эй, - я уселась рядом. – Вставай, замерзнешь.
Куль слабо шевельнулся и снова замер. Вздохнув, я подцепила его за торчащий ворот и подняла перед собой.
- Ну? – Голос мой был строг, но спокоен. – Что скажешь?
Из-под лохматого треуха на меня глянули большие удивленные глаза, чистые, словно небесные озерца. Во рту ребенок держал посиневшую от холода руку.
- Где варежку потерял? – Я поставила его перед собой, и он тут же опрокинулся на спину, продолжая насасывать пальцы. Повторно вытащив ребенка из сугроба, я добавила в голос суровости:
- Тебя как зовут?
- Иля… - он тихо улыбнулся краем рта. Голубые глазищи следили за мной с интересом и без всякого страха.
- Иля? Илья, что ли?
- Иллялион, - гордо поправил колобок, на секунду вынув руку изо рта.
- Вот оно что, - я машинально смахнула снег с потрепанного тулупчика. – Что же ты, Илларион, один тут бегаешь?
В затылок мне крепко ударило снежком, и срывающийся голос грозно потребовал:
- А ну, пусти малого, гадина!
О, похоже, не один…
- Во-первых, - назидательно вымолвила я, не поворачивая головы, - если я его отпущу, он опять упадет. Во-вторых, кто тебя учил так с взрослыми разговаривать?!
- Не пустишь, так я тебя!.. – пригрозил заступник басом, являясь в поле моего зрения – решительный, готовый на все. Старый овчинный тулуп почти такой же, как у малыша, мохнатая шапка набекрень, в руке устрашающе воздет снежок. – Пусти, говорю!
Я демонстративно разжала пальцы. Илларион с готовностью шлепнулся на дорожку.
- Илька, сюда ползи! – скомандовал заступник, не сводя с меня темных сверкающих глаз.
- Ты бы лучше варежки его поискал, - сердечно посоветовала я. – У него уже руки синие.
- Тебя не спросили! Стой смирно, гадина, не то глаз вышибу! Илька, ко мне!
Я кротко вздохнула, потом глянула на малыша.
- Твой брат?
- Да, - согласился колобок.
- Вот и иди к нему. Иди-иди… – Я слегка подтолкнула мальца и едва увернулась от летящего в морду снежка. – А ты – фу! Тоже мне змееборец выискался. Лучше бы приглядывал за ребенком, а то он шастает без присмотра, варежки посеял… и не только! –Отодвинувшись в сторону, я наступила на что-то плотное и, хмыкнув, вытащила из сугроба облепленный снегом маленький валенок.
- Держи, герой.
Парень слегка отпрыгнул, но умудрился поймать обувку налету. Однако вернуть ее на законное место, не спуская при этом глаз с меня, оказалось для мальчишки непосильной задачей.
- Сначала снег оттуда вытряхни, - не выдержала я, понаблюдав за его потугами.
- Тебя не спросил!
- Не спросил, так послушай. Снег вытряхни, говорю, иначе растает – будет у него нога мокрая. Штанину заправь… Тулуп отряхни. И сам отряхнись!
- Слушай, змеевна, ходи мимо! – не выдержал парень. Лицо и шея у него налились свекольным румянцем. – Тебя в советчики не звали!
- Ну и зря! – Я наклонила голову, критически оглядывая обоих. – Посмотри, как кого вы похожи? У тебя почему карман оторван? И на спине дыра, и на колене… Госссподи, будто из леса вышли! Где ваши родители, почему за детьми не смотрят?
Вот какое мне, спрашивается, дело до его родителей? Откуда это странное желание вызвать обоих к директору? Кто вообще такой этот директор? Откуда все это в моей голове?..
- А нету ни мамки, ни бати, - подал голос колобок. Брат, побурев еще сильней, дернул его за руку:
- Молчи! Все у нас есть. По весне воротятся, и батя эту гадину на оглоблю намотает!