— В ад…
— Почему именно в последние годы? — осторожно поинтересовался Димов.
Сестры переглянулись, явно заколебавшись, говорить или нет. Но старшая быстро приняла решение:
— Господин следователь, лучше уж называть вещи своими именами. Этот несчастный решил, что она ему изменяет…
— С кем? — лаконично спросил Димов.
— С одним юрисконсультом из Плевена. С господином Геновым. Культурный, изысканный человек, из прекрасной семьи. Раньше он работал в Софии.
— Значит, что-то все же было, — пробормотал Димов.
— Ничего, господин следователь! — взволнованно воскликнула старшая сестра. — Конечно, у нее было много знакомых… Главным образом, юристов, певцов… Господин Манолов, например, просто обожал ее. Если муж такой замухрышка, вполне естественно, что появляются друзья. Надо же с кем-то поговорить о концертах, выставках… Но изменять — такого в нашей семье никогда не было! Мы обе закончили Роберт-колледж…
— Роберт-колледж! — гордо повторила младшая.
— А Тони закончила французскую гимназию, потом отделение французской филологии Софийского университета. Понимаете, у нас уже не было средств на то, чтобы послать ее изучать язык за границу. В нашей семье никогда не было измен, господин следователь.
— Да, конечно, — согласился Димов. — Но откуда вы знаете все это? Вы часто ходили в сестре в гости?
— К ним… в гости? Ни за что!
— Извините, но у него тоже высшее образование…
— Чего оно стоит, господин следователь, болгарское высшее образование? Палкой кинешь — попадешь в такого ученого. Гораздо важнее воспитание, полученное в семье, в нем — все!.. В нашей семье ни у кого не было тайн друг от друга. Никогда.
— Ну, хорошо, достаточно, — спокойно сказал Димов. — Спасибо, что с готовностью отозвались на наше приглашение.
Ралчев сейчас же понял, что никакого желания уходить у сестер нет. После стольких лет бесцветной жизни они вдруг стали центром события, и теперь им совершенно не хотелось вновь окунаться в унылые будни. Они молчали и не вставали. Потом старшая выдавила из себя:
— Господин следователь, вас интересует…
— Что? — поинтересовался Димов.
Но сестры беспомощно замолчали: они не знали, что предложить.
— Может быть, вас интересуют старые семейные фотографии… Чтобы составить впечатление…
— Спасибо. Я сообщу вам, если понадобится, — ответил Димов. — Еще раз благодарю вас за отзывчивость.
Женщины нехотя встали. Вдруг старшая спросила!
— А он не в коридоре?
— Кто?
— Муж Тони.
— Нет, нет, будьте спокойны.
— Будь он там, мы бы предпочли выпрыгнуть из окна! — мрачно изрекла старшая.
Наконец они вышли. Ралчев озадаченно почесал затылок.
— Они невероятно манерны, — заметил он. — Им рискованно верить.
— Им не нужно верить. Важнее — выслушать.
— И все же этот Генов, похоже, и в самом деле существует.
— Я в этом не сомневаюсь. Вполне возможно, что он действительно был любовником покойной. А, может, просто приятелем. Но истории этой они не выдумали. Не могли выдумать. Скорее всего, Антония Радева нередко откровенничала с ними.
— Это несколько странно, — буркнул Ралчев, — поскольку…
— Поскольку они впрямь из крепкой старой семьи. А для таких семей традиции — это нечто священное.
Роза, дочь Радевых, пришла через четверть часа, точно в указанное время. Ралчев залюбовался девушкой. От всего ее облика веяло нежностью и очарованием, но особенно трогательны были слегка выступающие скулы и едва заметные веснушки на маленьком носике. Разговаривать с ней оказалось трудно. Сначала она вообще не могла говорить: голос дрожал, и казалось, что вот-вот он прервется, как паутинка. Более того, при одном упоминании о матери у нее на глазах сразу же выступали слезы, и она начинала машинально вытирать их.
— Извините, что расспрашиваю вас в таком состоянии, — мягко начал Димов. — Мы понимаем ваше pope… И все же, нет ли у вас каких-либо предположений о том, кто мог убить вашу маму?
Роза покачала отрицательно головой.
— Но, может быть, вы догадываетесь, почему ее убили?
— Представления не имею! — ответила девушка. — Все случившееся кажется мне невероятным и чудовищным. Она была таким замечательным человеком. Такая благородная и терпеливая…
Ралчев почувствовал, как следующий вопрос буквально застыл на губах его начальника. И после секундного колебания тот все же спросил: