— Вы сказали — терпеливая. Почему терпеливая? Что означает для вас это слово?
— Просто терпеливая, — тихо ответила Роза. — Терпеливая и невзыскательная. Она могла бы вынести все…
— А что ей нужно было выносить? И терпеть?
Девушка несколько озадаченно посмотрела на Димова:
— Не понимаю, что вы хотите сказать…
— Извините, я говорю о вашем отце… Вы ведь о нем думали? Его ей приходилось терпеть?
На какое-то мгновение в глазах Розы вспыхнуло негодование.
— Мой отец — исключительно порядочный человек! — сдержанно ответила она.
— Понимаю вас, но это порой не мешает супругам постоянно ссориться. Не досаждал ли он в последнее время чем-нибудь вашей матери?
— Отец? — Роза широко раскрыла глаза. — Нет, никогда!
— Даже не повышал голоса?
— Да что вы! — искренне удивилась Роза. — Я вообще не помню случая, чтобы отец когда-нибудь ругался. Он ни разу не накричал ни на маму, ни на меня. Он очень тихий и кроткий человек.
— Вы уверены в том, что говорите?
— Как я могу быть не уверенной в этом? Ведь еще год назад я жила дома…
— Может быть, за этот последний год…
— Нет, ничего такого не было! — решительно сказала девушка. — И вообще, почему вы задаете мне такие вопросы?
— Буду с вами откровенен. Вот показания ваших теток.
— Глупости! — нервно произнесла Роза. — Они просто выжили из ума… И чем же, по их мнению, отец мог быть недоволен?
— Он подозревал, что жена изменяла ему.
Из широко раскрытых глаз молодой женщины вдруг потоком полились слезы. Димов подождал, пока она успокоится. Выражение его лица свидетельствовало о том, что он уже сожалеет о сказанном.
— Прошу вас, товарищ инспектор, — произнесла наконец Роза, — не оскорбляйте память моей матери. Она была безукоризненной женщиной… Во всех отношениях.
В ее словах звучала категоричность. Димов на мгновение задумался, потом неохотно сказал:
— В таком случае — все. У меня нет больше вопросов. И прошу вас простить меня за беспокойство…
Роза сейчас же встала. Ее плечи, когда она направилась к двери, слегка дрожали. Ралчев чувствовал, что она едва себя сдерживает, чтобы не разрыдаться. Димов заметил расстроенное лицо своего помощника и виновато проговорил:
— Наверное, не стоило ее допрашивать сегодня.
— И я так думаю. Лучше бы после похорон…
— В том-то и дело, что после похорон люди быстро успокаиваются. И становятся осторожными и расчетливыми.
Ралчев молчал.
— Поверь, что это так, — вздохнул Димов. — Когда умер мой отец, мать находилась в эвакуации, в деревне. Бомбардировки, разбитые дороги — отца похоронили без нее. Так она до сих пор не может себе этого простить. И все еще плачет… Только на самих похоронах можно выплакать все сразу.
— Эго правда, — грустно согласился Ралчев.
— Могила — это как бы ворота, через которые человек уходит в некий иной мир. И ты видишь это своими глазами. А иначе тебя не оставляет чувство, что человек просто исчез… И это невыносимо.
Пока они ждали Радева, принесли заключение доктора Давидова. Ничего интересного в нем не оказалось. Судя по тому, что нашли в желудке, убитая, вероятно, обедала в ресторане. И выпила пару рюмок вина.
— В ресторан не ходят в одиночку, особенно женщины, — заметил Димов.
— К тому же женщины не пьют вина в обед, — добавил Ралчев.
— Может быть, появился господин Генов? — Димов едва заметно улыбнулся.
— Ничего удивительного, — сейчас же согласился Ралчев. — Утром она пошла на работу в новом костюме. Если она вообще ходила на работу.
— Это обязательно нужно проверить, — кивнул Димов. — Так или иначе, но этот «некто» был, вероятно, последним, кто видел ее в живых.
Стефан Радев тоже пришел вовремя. Ралчеву показалось, что он еще больше измучен горем, чем в первый день. За одну ночь он словно высох, лицо почернело, взгляд остекленел. Он вошел мягкой и бесшумной походкой, беспомощно огляделся, словно не понимая, где находится и чего от него хотят.
— Садитесь, — сказал Димов. — Куда вам будет удобнее…
Радев тяжело опустился в одно из кресел. Его руки едва заметно вздрагивали, лоб покрылся капельками пота.
— Если вы не в состоянии разговаривать, — предложил Димов, — мы можем перенести встречу на завтра.
Радев помолчал, потом чуть слышно попросил:
— Бы не могли бы дать мне стакан воды?
Когда Ралчев вернулся с водой, Радев, оцепенев, сидел в кресле. Он с жадностью выпил воду и немного пришел в себя. И только поставив стакан, внимательно взглянул на инспектора.