— Я видел его и думаю, что можно и так сделать его неопасным. Не следует путем ареста увеличивать популярность, которой он пользуется среди демократов. Показывать страх перед ним — значит превращать его в вождя опасной партии. Я не могу согласиться с тем, что считаю ошибкой.
При голосовании, однако, все высказались за арест. Против голосовали Ламартин и Альбер. Тем не менее Бланки не был арестован. Ледрю-Роллен отменил приказ.
Бланки остается на свободе, но он видит, как осложнилась обстановка. Еще 16 апреля вечером на собрании Центрального республиканского общества зашла речь о дальнейших действиях. Бланки заявил, что необходимо вернуться к методам тайных обществ. Однако в последующие дни Бланки высказывался за поддержку Временного правительства, несмотря на все его отрицательные черты. Вскоре, выступая на собрании 1300 железнодорожников, Бланки призывал воздерживаться от заговора против правительства. Он даже сказал, что требования народа могут быть удовлетворены благодаря всеобщему избирательному праву, что следует воздержаться от всякого насилия по отношению к будущему Учредительному собранию. Уж не изменил ли он свою прежнюю позицию в вопросе о выборах, которые считал преждевременными и опасными?
А выборы между тем состоялись 23 апреля, и результаты их подтвердили самые худшие опасения Бланки. Так называемые умеренные республиканцы получили 880 мест. Эта пестрая масса буржуа, бывших орлеанист-ских чиновников, состояла из людей, для которых республика была всего лишь новой вывеской над старым порядком. Не случайно многие из них назывались «присоединившимися». Действительно, они присоединились к республике, чтобы, как в июле 1830 года, украсть у революционного народа его победу. Только на этот раз не в пользу Луи-Филиппа и одних банкиров, а для всей массы буржуазии. Около 300 мест получили монархисты: легитимисты и орлеанисты. За них голосовали темные крестьяне, вдохновляемые священниками и уцелевшими аристократами. К тому же 45-сантимный налог вызывал яростное недовольство крестьян республикой.
Левые силы, вышедшие победителями из февральской революции, одним махом потеряли все плоды победы. Всего демократические клубы Парижа выставили 33 кандидата. Избрано было из них только шесть, да и то четверо были членами Временного правительства: Ледрю-
Роллен, Луи Блан, Альбер и Флокон. Это была плата за то, что Временное правительство сделало все, чтобы свести на нет завоевания февраля. Барбес и Конспдеран в Париже провалились, но прошли в провинциальных избирательных округах. Бланки, Распай и Кабэ не были избраны. Зато Ламартин получил больше всех голосов — 259800. А Бланки собрал лишь 5480, тогда как Барбес получил в Париже 64065, а Распай — 52 035. Сказался, конечно, скандал, вызванный публикацией «документа Ташеро». Но главную роль сыграла ожесточенная травля, преследование социалистов и коммунистов. Продолжатель и пропагандист идей Фурье, Консидеран писал в апреле: «Спросите любого из этих добропорядочных слабоумных буржуа: кто такой социалист? И он обязательно ответит вам, что социалист — это опасный, безнравственный человек, который мечтает о Поджогах и грабежах, о разделе земель и требует общности жен».
Не проводя различия между социализмом и коммунизмом, и то и другое сделали бранными словами. Выражаясь современным языком, все средства массовой информации пустили в ход, чтобы скомпрометировать социалистов. Блана, Кабэ, Прудона, Консидерана свели в одну банду разбойников. Особую ненависть возбуждали по отношению к Бланки, совершенно не стесняясь в эпитетах. Слово «предатель» было еще довольно мягким, некоторые писаки называли его «шакалом». Особенно издевались над лозунгом «право на труд» и над пресловутыми Национальными мастерскими, как и над Люксембургской комиссией. Вообще социализм оказался воплощением козней самого сатаны. Предлагались такие синонимы слова «социалист»: «опустошитель», «грабитель», «анархист».
И подобные карикатуры имели успех. Франция, что касается подавляющего большинства своего населения, еще просто не доросла до социализма. Даже такие люди, как Ледрю-Роллен, то есть мелкобуржуазные республиканцы, подвергались поношению за близость к социалистам, притом не только к безвредным, но и полезным для буржуазии, как Луи Блан.
Все это и сказалось на итогах выборов. Левореспубликанская газета «Реформ» писала: «Мы считались с возможностью очень плохих выборов, но надо признаться, что события превзошли наши ожидания». А Бланки оставалось только с мрачным удовлетворением констатировать, насколько он был прав, когда добивался отсрочки проведения выборов и когда люди, близкие к «Реформ», яростно противились этому. Теперь и им пришлось расплачиваться за свою глупость. Вообще, итоги первых настоящих всеобщих выборов, о которых так мечтали республиканцы, считая их высшим выражением демократии, заставили Бланки задуматься о главной цели, о смысле всей его жизни. Он был искренним патриотом, горячо любил Францию. А Франция решительно отвергала его политический и социальный идеал. Ясно, что его можно было навязать стране только силой. А вскоре после выборов произошли события, давшие ему новую пищу для грустных размышлений, если не для отчаяния...