Пойманных и возвращенных узников сразу бросили в карцер. Но это был не тот карцер, где уже побывал Бланки. В глубоком подземелье замка Фуке имелись крохотные каменные норы, где заключенный почти без света проводил время на досках, спасая от крыс на специальной полке полагающийся ему кусок хлеба. Правда, осмотревший Бланки тюремный врач нашел его в таком безнадежно больном состоянии, что прописал ему молоко и настой из трав, чтобы он не умер, не отбыв полностью свой срок заключения. 29 дней провел Бланки в каменном сыром мешке, прежде чем его вернули в обычную камеру. Но теперь над ним был установлен такой контроль, что побег исключался навсегда. Бланки лишили права переписки. Но он смог получать газеты и книги, снова предаться бесконечному чтению. Теперь только мать с огромным трудом обеспечивала связь с внешним миром.
Побег Бланки и Казавана и его неудачу тяжело переживали все заключенные, если не считать Барбеса, который откровенно злорадствовал. Чувство безнадежности, апатия, отчаяние охватили большинство этих участников революционного движения. В октябре 1853 года Бланки писал: «У нас не существует больше тюрьмы политических заключенных. Осталась только жалкая толпа людей, ждущих с нетерпеньем, когда из Парижа придет помилование. Непреклонные составляют незначительное меньшинство».
Бланки оставался непреклонным, но еще более замкнутым в тесный мир своих душевных переживаний и напряженной работы мысли. Именно в связи с неудачным побегом из Бель-Иль Бланки написал: «Терпенье необходимо всегда, но покорность никогда». Пожалуй, эта слова можно считать девизом всей его жизни.
В феврале 1854 года Бланки узнал о смерти своего старшего брата Адольфа. Уже давно между ними не существовало никаких отношений. Но разве можно было забыть детство? Лицей Карла Великого, который Огюст окончил благодаря заботам старшего брата. Бланки писал: «Потеря Адольфа глубоко огорчила меня. Смерть брата — это как бы начавшееся разрушение меня самого, это — часть вырванного собственного тела. При этом страдают и тело и душа. Я это чувствую с тем большей силой, что никогда не питал к Адольфу враждебных чувств. Наши споры сводились только к отстаиванию взаимной политической самостоятельности. К несчастью, терпимость не принадлежит к числу добродетелей наших противников. И в этом отношении мой брат тоже не отличался от других».
В однообразной тюремной жизни даже незначительные явления приобретают характер события. Нетрудно представить себе, какое значение имело для Бланки неожиданное освобождение Армана Барбеса, отравлявшего ему жизнь в большей степени, чем все строгости тюремного режима. Случилось это в связи с Крымской войной, в которой Франция воевала против России. Многие французские шовиписты рассматривали эту войну как реванш за катастрофическое поражение Наполеона I в русском походе 1812 года. Пламенным патриотизмом загорелся и Барбес. В письме к Жорж Санд он писал: «Вы спрашиваете, интересуюсь ли я турецкой войной. Чрезвычайно! И не скрою от вас, что я шлю горячие пожелания, чтобы русские были разбиты нашими солдатиками. Я с нетерпеньем жду, когда они пойдут в бой, и уверен, что они победят!» Жорж Санд переслала письмо Барбеса императору Наполеону III, и он, растроганный патриотизмом заключенного, помиловал его и приказал досрочно освободить из тюрьмы. Вот по какой причине Бланки дожил наконец до того момента, когда его заклятый враг покинул Бель-Иль. Правда, находясь уже в Париже, Барбес объявил, что отказывается от помилования. Действительно, он очень скоро осознал, что императорское помилование в награду за восторженное одобрение войны нанесло удар по его и без того давно подмоченной репутации непримиримого революционера.
Вспомним, как он сам спекулировал на факте помилования умирающего Бланки в 1844 году. В конце концов Барбесу надоело ломать комедию, которая обходилась слишком дорого, а никакого приближения к власти не давала. Он сначала уехал в Бельгию, затем жил в Испании, Португалии, Голландии. В революционном движении больше не участвовал и никогда не вернулся во Францию.
Карл Маркс писал в американской газете «Дейли трибюн» 21 октября 1854 года: «Барбес непрестанно клеветал на Бланки и бросал на него тень, обвиняя в сговоре с правительством. Факт его письма и приказ Бонапарта решают вопрос о том, кто из этих двух людей — человек Революции, а кто нет».