Мой дядя Анри, после того как сорок лет чеканил кубки и столовое серебро, достиг пенсионного возраста и жил со своей женой Бланш в небольшой вилле в Пуасси. Располагая досугом, он стал часто посещать младшего брата, которого лет пятьдесят назад уговаривал стать художником и о котором теперь столько говорили, — одни с восхищением, другие неодобрительно. После нескольких посещений улицы Коленкур Анри и Бланш решили, что ничего не понимают в живописи Огюста, но что она, по-видимому, хороша, раз картины покупают и платят за них столько, что можно себе позволить обширную мастерскую, комфортабельную квартиру, дом в Эссуа и поездки на юг. Ренуар был доволен встречей с братом, жизнь которого сложилась, как ему казалось, вполне благополучно. Домик в Пуасси служил в глазах Ренуара гармоническим символом буржуазного счастья. Ренессансные паркеты и мебель от Дюфайеля блестели как зеркало; повсюду пышные портьеры, хрупкие безделушки, картины, воспроизводившие сцены из театральных спектаклей. Непременно вспоминаю любимых животных этой четы: жесткошерстого фокстерьера Ле Руа и чижа Майоля, пребывавших в окружении музыкальных шкатулок и сувениров с выставки 1900 года.
Тетю Лизу мы видели значительно реже. С 1900 года, когда отец часть лета провел в Лувесьенне, наши семьи виделись лишь изредка. Матери удалось снять неподалеку от станции очаровательный домик, скрытый в зелени. Довольно большой сад был расположен на пологом склоне, а внизу упирался в старую стену, за которой виднелась нежилая постройка. Я частенько перелезал через стену и играл по ту сторону в джунгли. Это было так увлекательно, что я забывал про время обеда и Габриэль приходилось меня разыскивать. Мать была уже слишком грузной для такой акробатики. Отцу место также приглянулось, и он посоветовал доктору Бодо купить пустующий участок. Это и привело мою крестную мать Жанну в Лувесьенн. Тут в доме, где все напоминало Ренуара, она и умерла. Вот уже три года, как она последовала за тем, кто придал смысл ее жизни. Ни разу с того момента, когда она поставила свой мольберт рядом, она не забывала Ренуара, всегда оставалась верной тому, кто, как доброжелательный волшебник, открыл ей свет, цвет и форму.