Как же так? Холм обязан был взлететь, ведь дон Перес вывел мелом на доске непогрешимые формулы!
Конечно же, все это объяснялось тем, что взрывчатку подмочила предательская рука, рука злобного волшебника – врага дона Переса и завистника его славы.
А так как дело происходило в Испании, то очевидно, что этим волшебником могло быть только правительство. И общественное мнение обрушилось на правительство. Его ругали повсюду: в кафе и в гостях, а газеты поносили безумную политику злого волшебника, который упорствует в своем нежелании считаться с общественным мнением. И это в то время, когда общественное мнение в Испании отлично разбирается в вопросах химии, особенно с тех пор, как его просветили на этот счет прославленный геометр дон Лопес и не менее прославленный теолог дон Родригес.
И тут поднялось такое… Со всех сторон только и слышно было: Колумб, Сиснерос, Мигель Сервет, славные подвиги во Фландрии; Саладо, Вад-Рас, Лепанто, Отумба, теологи Тридентского собора, героическая испанская пехота, перед которой оказался бессилен военный гений величайшего полководца XIX века. Вновь заговорили о недостатке патриотизма у тех, кто предпочитает своему все иноземное, хотя подчас оно много хуже отечественного. Вспомнили про бедного дона Фернандеса, прозябавшего в безвестности на своей неблагодарной родине, но давно прославленного повсюду за ее пределами, про бедного дона Фернандеса, чьи книги, употребляемые в Испании лавочниками на обертку, давно уже были переведены на языки цивилизованных народов мира, в том числе на японский и на нижнебретонский.
Бедняга дон Перес, преследуемый трусливыми проходимцами, пытался защищать честь Испании; и так как он все же твердо решил доказать эффективность нового взрывчатого вещества, с помощью которого он намеревался взорвать Гибралтар и разоблачить правительство, его выбрали кандидатом в депутаты кортесов. Как известно, испанские кортесы – это академия, где собираются для дискуссий ученые мужи страны, или, если угодно, ассамблея, которая, следуя славным традициям толедских соборов, выступает в роли то политического конгресса, то церковного собора, где только и делают, что выясняют теологические проблемы.
Едва лишь почитатели дона Переса выдвинули его кандидатуру, знаменитейший тореадор дон Сеньорито, этот живой пример союза пера и шпаги, возгорелся боевым духом и после очередной корриды, убив по всем правилам высочайшей тавромахической премудрости шесть быков и доведя публику до исступленного восторга, отправился на митинг и здесь вторично сумел потрясти публику удивительной речью в честь кандидатуры дона Переса.
Такое случается только в живописной Испании.
Подобно тому как на арене тореадор посвящает бой прекрасной даме или какому-нибудь замечательному событию, так и здесь дон Сеньорито начал свою речь со здравицы в честь горячо любимой отчизны. Он грудью встал за славу Испании и с той же отвагой, с какой привык бросаться на быка, ринулся на англичан, захватчиков Гибралтара. Затем один искусный поворот – и он уже атаковал противников дона Переса; за этим последовал ряд блестящих, хотя и несколько рискованных выпадов против тех, кто не понимает роли и значения химии, и напоследок дон Сеньорито нанес великолепнейший удар правительству, вонзив ему шпагу в загривок по самую рукоять.
«Оле! – кричала толпа. – Вот молодчина!» И требовала наградить оратора ухом убитого чудовища. Все кричали «браво», и имя дона Переса смешивалось в громе приветствий с именем дона Сеньорито.
Тут же, находился великий мастер организовывать подобные овации – испанский Барнум, популярнейший импрессарио дон Карраскаль, который собирался устроить мудрейшему среди мудрых дону Пересу турне по Испании, как он уже сделал это однажды с одним из величайших испанских поэтов.
Славный дон Перес позволял проделывать с собой все, что угодно. Ехал сюда, ехал туда, бывал повсюду, куда его приглашали почитатели, и сам не знал, чем все это кончится.
Но ни цицероновское красноречие прославленного тореадора дона Сеньорито, ни деятельность популярнейшего дона Карраскаля, ни покровительство крупнейшего из политических деятелей дона Энсинаса не тронули испанское правительство: оно, как и прежде, за милую душу поедало народные денежки и, по своему обыкновению, оставалось глухим к голосу народа.
А Гибралтар с англичанами как стоял, так и стоит на прежнем месте!
Согласитесь же, что только француз способен нагромоздить этакую кучу глупостей. Изобразить какого-то матадора оратором, произносящим пламенную речь в честь ученого, выдвинутого кандидатом в кортесы! Только француз, повторяем, способен выдать подобные басни за правдивый рассказ об Испании. Ох уж эти французы!
Но, сеньоры, когда же наши соседи узнают нас по крайней мере так, как мы сами знаем себя?