– Причем тут трагедия? Вы шляетесь до полуночи неизвестно где, – фрау Бауэр обвиняюще посмотрела на него, – а потом вдруг появляетесь вдребезги пьяный и воняющий дешевыми фиалковыми духами.
– Ой, перестаньте же.
– Вы были у продажных женщин?
– Послушайте, да отстаньте вы от меня, наконец! У меня тяжелый день был, я хочу пойти домой и лечь спать!
– Я не могу, не могу, не могу жить с вами больше! – закричала Бауэр. – Вы подлый, наглый эгоистичный подонок. Вы циничный мерзавец! Вы врете все время и мне, и партии, и фюреру!
– А хоть бы и так!? – рявкнул Шнайдер. – И что? Отстаньте от меня, вы, заводная обезьяна! Вы не человек, вы зомби! Вы только и думаете о том, что прилично, что неприлично, что правильно, что неправильно. Вы вообще живете, нет? У вас мозг работает, или он уже софсем атрофировался за ненадобностью?
– Что?
– Мне нет дела до вас! – орал Шнайдер. – Дорогая, моя трагедия – выше вашей трагедии. Я – сверхчеловек, а кто вы? Вы – никто! Вы – пар над супом! Вы – необязательный элемент программы! Овощи! Даже хуже – удобрения для овощей!
– Подонок! – фрау Бауэр залепила ему пощечину и убежала к себе в квартиру.
– Вот я и остался один, – задумчиво сказал Шнайдер в пустоту. – Что бы это, интересно, значило?
Из-за двери фрау Шульц раздалось злорадное хихиканье.
– До чего же вы все противны, – вынес приговор Шнайдер и пошел спать в свою пустую холостяцкую квартиру.
Все хотят Кэт
Кэт открыла не сразу, видимо, переодевалась. Шнайдер, скучая в подъезде, изучал разводы на штукатурке. «Потолок протек, похоже, – подумал он. – Небось, сверху какая-нибудь рассеянная бабушка живет, божий одуванчик. Воду перекрыли на профилактику, а она краны открыла – да и пошла гулять. Возвращается – а в квартире маленькое озерцо, а по нему тапки плавают. Красота!»
Наконец, дверь открылась.
– Доброе утро, – поприветствовал Кэт Шнайдер. Голос у него был веселый, бравый, настоящий голос уверенного в себе человека, спортсмена, гусара, лидера, начальника, в конце концов. – Прошу прощения, что без звонка, но, сама понимаешь – не мы распоряжаемся нашим временем, это время распоряжается нами. Так что извини, если порчу тебе выходной, но пора, пора приниматься за дела.
– Проходите, пожалуйста, – сказала Кэт.
Она была еще прекрасней, чем в прошлый раз: юна, весела, приветлива. На ней было приталенное коричневое платье, которое делало ее еще стройнее. Шнайдер, довольно хмыкнув, зашел в квартиру. Всем своим видом он показывал, что все глупости, которые он натворил прошлый раз, забыты, и вообще ничего не было, и нет никаких оснований для упреков, взаимонепонимания или еще чего-нибудь неприятностей. Подумаешь, не появлялся он пару дней, но это же вовсе не от стыда, а просто так сложились обстоятельства. А в общем, все просто великолепно, говорил его вид, замечательно, как парад в честь дня рождения английской королевы.
– Катя, у тебя нет тапочек? – спросил Шнайдер. – А то я тут обувь испачкал, боюсь оставить следы.
– Там в шкафчике.
– Прекрасно, – Шнайдер открыл шкафчик в прихожей и разыскал там между дерматиновыми туфлями мужские тапки.
«Интересно, откуда они у Кати, – подумал Шнайдер. – Что за мужчины сюда ходят? Любовники, сослуживцы? И почему я не заметил этого в прошлый раз? А, я был в туфлях!»
Шнайдер прошел в комнату. В прошлый раз, в подпитии, он не успел толком все осмотреть, а сегодня заметил, что со дня переезда в квартире почти ничего не изменилось, обстановка была все такая же простая, казенная, как на базе отдыха офицеров.
– Кать, ты не против, если я китель сниму? Терпеть не могу эту форму! – Шнайдер повесил китель на спинку стула. – Но ведь служба, черт ее побери! В последнее время это просто какой-то дурдом! Отчеты, отчеты бесконечные, какие-то безумные совещания, тут не то что разведдеятельностью заниматься – чаю попить некогда!
– Сочувствую вам, – ответила Кэт. – Кстати, хотите чая?
– Ой, спасибо тебе, – ответил Шнайдер. – Чай – это было бы просто великолепно! На службе не попьешь, так хоть здесь глотну стаканчик. Спасибо тебе, солнышко! Но только один стаканчик, хорошо?
– К борьбе за дело коммунистической партии всегда готова! – Кэт весело вскинула руку в пионерском салюте и ушла на кухню, чеканя шаг.
Шнайдер посмотрел на часы: через два часа ему надо было быть в конторе, так что, в принципе, времени хватало. Он достал из кармана блокнот, карандаш, и стал писать текст для шифровки в центр.
– Александр Максимович, а вам в Германии нравится? – крикнула Кэт из кухни.
– Погоди, – Шнайдер дописал шифровку и отложил карандаш. – Что ты спросила?