— Это неправда.
— Ты — Хосе Ориенте из Панамы.
— Да. И я — Райан Хандал из Эль-Сальвадора. — На секунду он замолчал, давая мне осмыслить сказанное им. — Я думал, что ты догадался.
— А кто еще?
— Человек, у которого много друзей.
— Это ты позвонил в Белый дом, чтобы вытащить меня из Гуантанамо?
Человек, у которого было много друзей, улыбнулся и покачал головой, но я так и не понял, что именно он хотел этим сказать.
— Я не знал тебя, когда мы впервые встретились в Гранаде, Курт, но уже хорошенько изучил тебя к тому времени, когда нашел в Африке. Я знал, каким даром ты обладаешь.
— Ты звонил в Белый дом?
— Хочешь, я нарисую схему твоего вызволения на этом пепле? — спросил он. — Все равно это будет ложью. Совершенно бесполезной ложью. Тебя это ничему не научит и ни в чем не убедит. Правда лишь в том, что я уже сказал тебе. Да, я был врачом, который провел десять лет в тюрьме Тадмор. Мои кости по-прежнему болят, но иногда мне удается снять боль, хотя самая сильная боль та, что наполняет душу. Я страдал за любовь к Богу. Страдал долго и жестоко. Но благодаря страданию я многому научился. Когда я сидел в тюрьме, лишь две вещи удерживали меня на этой земле: одной из них была моя вера, другой — один странный сон. Ты же знаешь, что такое сны? Особенно сны в тюрьме. Мне снилось, что я свободен, что могу быть кем угодно и чем угодно, если захочу. Зачем ограничивать себя одной жизнью, если у тебя этих жизней много? В Америке можно воссоздавать себя снова и снова, можно жить несколькими жизнями одновременно. Так я и поступал, готовясь вместе с братьями к Судному дню.
— С помощью террора.
— Он уже так близок. Нужно быстро усваивать уроки. Конец света приближается.
Я посмотрел на огромную яму, где погибло столько людей.
— И все ради наступления какого-то дерьмового Апокалипсиса? Не так ли?
— Послушай меня. Послушай. Грядет столкновение между верующими и неверными. Но это не сравнится с тем, что будет потом. То, что ты видишь здесь, было сотворено верующими всего мира. Мусульманами, иудеями, христианами — они были свидетелями ужаса, они познали страх, они страдали от войн с незапамятных времен, и они обратились к Богу за помощью.
— Боже всемогущий, — сказал я.
— Тебе придется понять, Курт. И я думаю, что это у тебя получится. Мы достигли последней ступени развития человечества, и сейчас Господь дает нам силы исполнять его Божью волю. Мы можем создавать горы, а потом разрушать их, мы можем зародить человеческую жизнь в стеклянной пробирке и с помощью той же науки можем стереть жизнь с лица земли. Что это значит? Это значит, что мы тысячелетиями ждали Судного дня, даже не зная, когда он наступит. Но теперь мы можем пометить его в календаре.
Я смотрел в лицо человека, преисполненного спокойной удовлетворенности и абсолютной уверенности в себе.
— Когда в девяносто втором году нам в руки попал Меч Ангела, мы думали, что получили ключ. Когда ты украл его… ты, Куртовик… мы решили, что проиграли. — Он посмотрел на меня и одарил полной сострадания улыбкой. — Потом мы нашли кое-что получше. Бог указал нам путь. Он привел нам четырехкрылых чудовищ с множеством глаз. — Он поднял голову и посмотрел на небо, словно прослеживал путь двух самолетов.
— Когда?
— Что — когда?
— Когда наступит конец света?
Он покачал головой.
— Ты еще не готов узнать это. Нужно много работать. Нести слово Божье. Больше огня. Больше чумы. — Он жестикулировал, как артист на сцене, разводя руками в воздухе. — Гораздо больше. Но с каждым новым актом террора на земле будут появляться новые люди, способные найти свою дорогу к небесам. Ты знаешь это. Я вижу, что ты это понимаешь. Ты только посмотри.
На ладони его левой руки появилась красная точка света. Он посмотрел на другую руку — там была точно такая же красная точка. Даже две. Он помахал руками, но точки почти не двигались. Потом он посмотрел себе на грудь — там плясали светящиеся красные глазки лазерных прицелов. Они были где-то наверху, в закрытом брезентом здании через дорогу или в окнах, закрытых сердцем, раскрашенным в цвета американского флага. Люди-невидимки держали нас на прицеле.
— Они не станут стрелять, пока я не нападу на тебя или не побегу, — сказал Ориенте. — Слишком многое им нужно узнать. А у меня очень много друзей. Так что мы можем продолжить разговор. Для нас это намного важнее. — Он посмотрел себе на грудь и сосчитал дрожащие красные точки, как будто это были просто пятна грязи. — Раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь. Семь световых точек, — сказал он, и его губы искривились в странной улыбке. — Теперь ты стал таким благоразумным, — продолжил он. — Ты был не так полезен для нас, Курт, когда считал себя посланником Аллаха на земле. Ты был ребенком. Теперь ты все видишь. — Он провел рукой над местом катастрофы, превратившимся в граунд зеро. — Ты видишь все двери, которые приведут тебя к спасению…