— Не бойся, Афанасий, — успокоил его Петер, — всё сделаем как надо. Я тебе обещание дал — и я его сдержу. Ты, главное, меня во всём слушайся.
Афанасий внимательно поглядел на него:
— Ой, чую, что-то ты всё же неладное задумал. Признавайся, что делать собрался, ну?
Петер усмехнулся уголками губ. Лицо его стало жёстким и недобрым.
— Незачем тебе это знать. Ты обязался передать книги нужным людям — так выполняй. А я тебе помогу.
Он выглянул в окно. Слуги большой деревянной весёлкой мешали в котле варево. Петер распахнул створки, застеклённые дорогим привозным стеклом, и крикнул:
— Эй, вы там! Когда кушанье готово будет?
Один из слуг обернулся и, увидев царёва крестника, ответил:
— Да почитай готово уже. Пора стрельцов собирать.
— Наум, отправь людей, пусть соберут всех.
— Отправил уже, — ответил сотник.
Петер и Афанасий спустились по крыльцу и подошли к котлу Петер даже отобрал у одного из слуг весёлку и сам стал помешивать кашу, приговаривая:
— Варись, кашка, всем на объеденье, мне на радость.
И скользил глазами по округе, добродушно улыбаясь.
Вскоре стрельцы стали подходить во двор Афанасия по три, четыре человека. Весело переговаривались, пихая друг друга локтями.
— Десятники! — зычно произнёс Наум. — Проверьте, все ли собрались.
Во двор вбежали двое последних стрельцов. Кафтан у одного из них оттопыривался, а к носу прилипло рыжее куриное пёрышко. Вид у них был, словно у котов, застигнутых за поеданием хозяйской сметаны. Внезапно где-то рядом раздалось громкое возмущённое кудахтанье, и все прямо покатились со смеху, потому что оно доносилось не из купеческого курятника, а из-под стрелецкого кафтана. Афанасий нахмурился:
— Наум, никак твои стрельцы по дворам шарили?
Сотник потемнел лицом:
— Эй вы! Идите сюда.
Опоздавшие подошли, виновато опустив головы. Один из них запустил руку за пазуху и вытащил оттуда рыжую курицу. Та испуганно озиралась вокруг и хлопала крыльями, пытаясь вырваться.
— У кого живность награбили? — спросил Наум.
Стрельцы замялись.
— Да она сама отдала, — нагло глядя прямо ему в глаза, ответил один. — Нате, говорит, стрельцы, а то у вас служба тяжёлая. Полакомьтесь. Да, так и сказала.
— А не врёшь ли ты?
— Зачем мне врать? Да, сама отдала.
— А у кого взяли-то? — вмешался в разговор Афанасий.
— Да там, недалеко от стены. На воротах у них ещё подкова, а во дворе две липы растут.
— А-а-а-а, — протянул купец, — эти могут и отдать. У них старший сын в Смоленске, в городовых казаках. Они к служивым людям всегда расположены.
— Во! — обрадовался стрелец. — Говорю же, сама отдала.
— Я проверю, — пообещал Наум.
— А мне что? — ответил стрелец. — Проверяй. Не разбойник же я.
— Вот после обеда и проверим, — сказал Петер, — а сейчас давайте все к котлу.
Стрельцы зашумели и стали толпиться вокруг слуг, которые, щедро черпая кашу, накладывали её в котелки. Вскоре все сидели и по двое-трое из одного котелка уплетали толокно, обильно сдобренное салом.
Афанасий тоже подошёл к костру, возле которого трое слуг ели кашу, черпая её ложками прямо из большого котла:
— А ну-ка, мне тоже давайте. Попробую, чем вы стрельцов кормите.
Петер, который стоял неподалёку, тут же подошёл и хлопнул его по плечу:
— Не сейчас, Афанасий Никитич. Дело есть до тебя. Пойдём-ка в дом.
Купец удивлённо взглянул на него: какое может быть сейчас внезапное дело? Неоткуда ему взяться. Новые голуби с известиями не прилетали, а даже если бы и прилетели, немец и не знает, как с ними обращаться, чтобы те сами пошли в руки. Но спрашивать ни о чём не стал. Что ж — дело так дело. Они вошли в дом и снова уселись в светёлке, не забыв запереть окно.
— Ну и что за дело? — спросил купец.
— Большое дело, — ответил Петер, — ты, Афанасий Никитич, просто посиди здесь какое-то время, и всё.
— Ты что учудил? — тревожно спросил Афанасий.
— Учудил? — удивился Петер. — Это русское слово я слышу впервые. Надо будет запомнить.
— Ты что натворил? — уже почти кричал купец. — Ты что натворил? Отвечай!
— Я обязан выполнить поручение, данное мне Святым престолом, — жёстко произнёс Петер. — А что я сделаю для того, чтобы его выполнить, — это касается только меня. Не стоит обременять своих наставников ненужными подробностями.
Купец смотрел на него глазами, расширенными от ужаса: он наконец понял, почему немец был так спокоен всё утро. Он заранее знал, что стрельцы не будут оборонять город.