И пошёл по своим делам. А большего брату Гийому и не надо! Завтра найдёт он нужных людей, может, и одной ночёвки будет достаточно.
Вечером, уже в монастырской трапезной, цепляя большой деревянной ложкой из общего казана полбу, в которой по случаю Великого поста не было ни одной жиринки, брат Гийом думал. Первый человек, которого он должен найти, служит в кремле. Должность у него малая, но и того достаточно. Коадъютор давно понял, что подкупать лучше малых людей — они и стоят меньше, и не настолько на виду, как большие, а видят и слышат всё не хуже и не меньше их. Вот и сейчас — человечек чину небольшого, но вхож в самые высокие палаты, и внимания на него никто не обращает. "Надо будет его о Петере расспросить, — подумал иезуит, — возможно, способный юноша многого достиг при московском дворе".
Переночевав вместе с десятком монахов тут же, в трапезной — других свободных помещений не было — он утром после завтрака покинул монастырь. Некогда ему больше отковыривать лёд от мостовой — есть более важные дела! Тощий длинный монах, что встретил его вчера, крикнул что-то в спину, но брат Гийом даже не обернулся. Он направлялся в кремль, растворяясь в предрассветной мгле.
К счастью, ночь была морозной, и лёд к утру не утратил остатка зимней прочности. Напротив, появившиеся было на его поверхности талые лужицы промёрзли насквозь. Половодье, видно, откладывалось ещё на несколько дней. Коадъютор перешёл Яузу по льду и повернул налево. По видневшимся вдалеке башням кремля, он определил расстояние — примерно три версты.
Иезуит шёл берегом, почти не глядя на разворачивающееся перед ним в медленно светлеющем воздухе запустение. Впрочем, вон с другого берега доносится гусиный гогот и сердитый женский крик. Кое-где поднимаются прямые в утреннем безветрии дымки. Дымит чёрными угольными клубами кузня, возле которой стоят сани-розвальни и трое стрельцов грузят на них целый ворох наконечников пик и бердышей без древков. Видно, кузнец куёт оружие по требованию стрелецкого или бронного приказов. Коадъютор подошёл поближе. В утренних сумерках он был почти не виден.
Стрельцы уже укутывали поклажу просмоленной рогожей. Затем один из них, с посохом, что, как знал иезуит, указывало на начальственное положение, подошёл к молодому кузнецу.
— Бердышей и пик больше не надо. Их и так довольно, да и Устюг Железный без дела не стоит. Велено тебе, Никита, ковать стволы для пищалей и сорок.
Кузнец кивнул:
— Мне б железа. То, что в прошлый раз привезли, всё сработал.
— Всё будет. И уголь, и руда, и крицы, и полосы железные.
— С железом работа быстрее пойдёт.
Стрелецкий начальник развёл руками. Он держался с кузнецом как с равным, из чего брат Гийом сделал вывод, что происхождения тот не знатного, а начальственное своё положение выслужил умением и отвагой в бою.
— Тут уж не от меня зависит. С чем обоз придёт — то и получишь.
Он пожал кузнецу руку и быстрым шагом направился за уже тронувшимися с места санями. Никита же, повернувшись в сторону кузни, заметил застывшего невдалеке иезуита. Глаза его оценивающе сузились. Ох, как не любил брат Гийом такой взгляд у людей, с которыми он разговаривал! Так смотрят, когда подозревают в чём-то, или, того, хуже, уверены, что собеседник — враг и его следует немедленно тащить в Разбойный приказ — пусть там разбираются, даром, что ли, они жалованье государево получают? Следовало немедленно разрушить зарождающееся у кузнеца подозрение, что человек, слышавший его разговор со стрельцами, вражеский лазутчик.
— Тебе что надо? — слишком спокойно спросил Никита. — Чего ищешь?
Он сделал несколько шагов в сторону коадъютора. Тот тоже шагнул ему навстречу, нарочито приволакивая правую ногу.
— Слышал, работы у тебя прибавится, — сказал иезуит, стараясь быть предельно убедительным, — возьми в помощники. Тебе ведь сейчас нужен будет помощник, так?
Кузнец остановился. Подозрительность медленно стекала с его лица. Кажется, этот человек и вправду подслушал их разговор нечаянно.
— Годиков-то тебе сколько, дядя?
— Шестой десяток недавно разменял.
Кузнец усмехнулся:
— Какой же из тебя помощник в кузнецком деле? Мелок ты. Сразу видно — силёнок мало, а годков много. Да ещё ноги нездоровы. Ты и полдня в кузне не выстоишь. У меня был по осени отрок — с непривычки споткнулся да неудачно под крицу попал, которую я выронил. Руку себе раздробил. Но он-то молодой, а на молодых всё быстро заживает. Нет, проку от тебя не будет. Ступай уж, не могу тебе помочь. Хотя постой.
Никита, сбегав в кузню, вынес оттуда большой ломоть хлеба: