— Верно спрашиваешь. Хвалю. В любом деле всегда надо до сути докопаться — тогда и успех будет. Пыж для того, чтобы заряд удобнее в ствол забивать, и для того, чтобы пуля сама собой оттуда не вывалилась раньше времени. Понятно?
Мелентий закивал головой — понятно! А Василий, чуть поворотясь, отвесил Егорке подзатыльник. Не то чтобы очень уж сильный, но обидный:
— А этот-то и спросить не удосужился.
Егорка гордо дёрнул головой:
— А чего спрашивать, я и так это давно знаю.
— Да? И когда узнать успел? — ехидно осведомился Василий. — Неужто когда по гусям метко палил?
— Когда надо, тогда и узнал, — огрызнулся Егорка, — давно уже. Я ж почти год в Москве живу, а здесь стрельцов много. Не у кого спросить, что ли?
Василий посмотрел на него недоверчиво, но спорить не стал и лишь сказал:
— Завтра в обед выступаем в Серпухов. Полк князя Михаила Воротынского из Коломны туда перебрался. С собой брать ложку, кружку и чем ночью накрываться. Котелок на троих я возьму.
Егорка обрадовался. Ну наконец-то он попадёт на войну! Сколько можно быть на побегушках у окольничего. Он человек, конечно, хороший, и много нового и интересного Егорка от него узнал, да только хотелось чего-то другого, настоящего А не бумажки всякие разносить.
На радостях, даже не попрощавшись ни с кем, он бросился в свою каморку — собираться в поход. Хотя чего там собирать-то? Кружку и ложку, как сказал Василий. А чем в походе укрываются — так это кафтаном, а он у Егорки всегда с собой. Вернее, на себе.
Бегом поднялся он на крыльцо и, не заметив, что дверь открылась, со всего маху влетел головой точнёхонько в живот какому-то худощавому боярину в нарядном кафтане. Тот только охнул от неожиданности и даже присел на корточки. Егорка чуть было не покатился кубарем обратно по ступенькам, но всё же с трудом устоял на ногах, согнувшись, в поясе. А как разогнулся и поднял глаза — и обомлел аж: да это же царёв крестник Пётр Иванович! Тот самый, про которого тайно говорили окольничий, боярин Микулинский и отец Алексий. И которому как с гуся вода — то ли так и не рассказали царю про подозрения, то ли тот действительно посчитал, что это завистники оговаривают его любимца.
Рядом с ним на крыльце стоял ещё один немчин, Андрей Володимирович. Видно, они о чём-то разговаривали, когда Егорка таким непочтительным образом прервал их беседу. Пётр Иванович быстро оправился от удара и только слегка кряхтел, морща лицо. Наказывать или даже ругать Егорку он не стал. Его лицо стало каким-то удивительно благожелательным, даже медовым. Он участливо спросил:
— Не ушибся ли ты, отрок?
— Извини, Пётр Иванович, — сказал Егорка, — торопился в каморку. Виноват.
— И зачем же ты туда торопился?
— Завтра выступаем в поход. Надо приготовиться.
— Ты сильно хочешь выступить в поход?
— Конечно, Пётр Иванович. Кто же не хочет? Все хотят.
Второй немчин негромко хмыкнул при этом.
— Ну тогда ступай, ступай, — ласково сказал Пётр Иванович и похлопал Егорку по плечу. Тот сразу юркнул дверь и скрылся в здании.
После чего Петер обратился к Штадену по-немецки:
— Видишь, Генрих, даже такие юнцы рвутся в бой. Он не особо расстроился, что с разбегу налетел на меня. Хотя я мог велеть высечь его. И это было бы в соответствии с местными нравами. Окажись на моём месте какой-нибудь чванливый русский боярин, он так бы и поступил. Но этот юнец выше того, чтобы переживать из-за столь мелких неприятностей. Для него предстоящий поход — главное в жизни. Для всех них это сейчас главное. Мне кажется, ты поторопился отдать победу татарам. И меня это огорчает.
— Ты уже не боишься говорить на родном языке? — спросил Штаден, намекая на слова, сказанные при знакомстве.
— Нет, не боюсь. Тогда я был никому не известным иноземцем, а сейчас царёв крестник. Я православный и поэтому стал одним из них. А вот ты не принял их веру, поэтому остался чужим.
— Ты не стал одним из них, Петер. И при случае тебе на это укажут. Всё припомнят: и ложное принятие православия, и то, что ты пользуешься особой доверительностью царя, не совершив при этом ничего полезного для державы.
— Это возможно, — согласился Петер, — и когда мне начнут припоминать, я постараюсь быть подальше от Москвы.
— Ты уже собрался бежать?
— Генрих, я честно расплатился с тобой за услугу. И, думаю, ты ещё ни разу в жизни не получал так много денег за столь пустяковое дело.
— Это верно.
— Поэтому будь любезен, не лезь в мои дела. Да, кстати. Царь Иван намерен отправить в сражение всех, кто способен держать в руках оружие, оставив совсем незначительный гарнизон для охраны столицы. И думаю, тебе не удастся избежать похода.