Я выписывал стволом пулемета вензеля, казалось, что так я готов среагировать на опасность с любой стороны, страха не было, я чувствовал себя как вратарь в тот момент, когда форвард разбегается, чтобы пробить одиннадцатиметровый. Вратарю казалось, он знает, куда полетит мяч.
Форвардом сейчас была неизвестность, поджидавшая нас в районе горящей колонны.
На подлете к заставе у Каравангаха я увидел, как на бетонку рывками на поворотах выруливают две боевые машины пехоты, облепленные бойцами в касках, бронежилетах, с автоматами. Мы прошли низко над ними, и бойцы подняли стволы, то ли приветствуя нас, то ли показывая нам туда, где в небо упирались черные колонны дымов.
- "Воздух", я "Броня", - вдруг ожил эфир. - Сразу за поворотом прямой участок, там бородатые рвут "нитку". Духи - слева по ходу, наши - в сухом русле справа. Связи на дорожной частоте нет. Мы идем туда двумя "коробочками".
- Понял вас, "Броня", мы тоже идем туда, но двумя "пчелками", - чуть улыбнулся командир и, уже обращаясь к ведомому: - Двести пятый, займи две со стороны солнца, не теряй связь с "Пылью", а мы залезем туда, посмотрим, что и как...
Мы упали еще ниже и шли в двух метрах от бетона - в наушниках пищал выставленный на пятерку радиовысотомер. Навстречу летели две скалы, за которыми дорога довольно резко поворачивала, - я понял, что командир хочет сделать духам сюрприз, появившись без стука. Мои ладони, державшие резиновые ручки пулемета, взмокли так, будто я силой сжатия выдавил из твердой резины воду.
- "Воздух", опять "Броня" беспокоит, - быстро сказал в наушниках уже знакомый голос, - осторожно, бородатые могут сразу за поворотом засаду устроить, может, вам не напролом, а побоку облететь?
- Какая вежливая и умная здесь пехота, - ехидно сказал командир по внутренней связи и взглянул на нас с правым: - А вы оба смотрите у меня в оба!
И он свалил ручку вправо. Войдя в вираж правым креном и едва не чиркнув лопастями о бетон, мы влетели в ворота.
За воротами был ад. Во всяком случае он должен выглядеть именно так: все было в черном дыму, и в его пахнущей горящей резиной тьме мелькали оранжевые лоскуты огня.
Командир выругался, закашлялся и потянул ручку на себя. Мы продолжили вираж уже с набором. Через мгновение, пробив дымную пелену лбом, вертолет вырвался в синь. В кабине воняло бензиново-резиновой гарью, ветер продолжал нести дым на нас, и мы поднимались все выше, чтобы увидеть, что под нами творится. Я смотрел вниз и среди грязных клочьев дыма видел не дорогу, а облезлые, как верблюжьи горбы, холмы, и не понимал, где мы находимся, где дорога, куда смотреть. Сначала холмы под носовым остеклением бежали влево, потом земля качнулась, и они заскользили вправо. Мы куда-то разворачивались.
- Три-пятнадцать - двести пятому, - сказал командир по внешней, - не теряй меня из виду, зайду с подветренной стороны... - и, уже по внутренней, мне: - Как развернемся, сразу работай по правой обочине, видишь, не видишь, все равно долби, пока я смотрю, куда бить...
Выбравшись наконец из дыма, мы развернулись флюгером на вершине "горки" почти на сто восемьдесят и, валясь в правый крен, заскользили вниз. Я увидел дорогу, на которой в разных позах, будто их в момент разбегания по сторонам застала команда: "Замри!", застыли десятка два машин с цистернами. Половина горела, некоторые уже лежали в сухом русле за обочиной, там же, опрокинувшись на бок, горел танк без башни: из моторного отсека валил дым, дыра на месте башни сверкала молниями, выстреливая дымные щупальца, - и с нашей высоты метров в триста все это выглядело побоищем игрушечных машинок и танчиков. Людей я нигде не видел, но, помня о приказе командира, направив ствол пулемета за правую обочину дороги, нажал на гашетки. На фоне нижних дымов я увидел свои трассы - они были кривыми, словно, упираясь в скальные обломки у дороги, выгибались, как раскаленные металлические прутки. По этой выгнутости я понял, что мы пикируем с боковым скольжением: в летящий юзом вертолет труднее попасть с земли, но и мне тоже никак не прицелиться по любому ориентиру на такой скользкой земле.
- Двести пятый, вызови звено "шмелей" для начала, а я сейчас... - сказал командир, откидывая ногтем большого пальца красный колпачок с кнопки пуска неуправляемых реактивных снарядов. Не переставая давить на гашетки, я водил стволом, стараясь не задеть дорогу, засевая горячим свинцом обочину до скальной гряды. Вдруг трассы оторвались от ствола моего пулемета и закружились вокруг вертолета, мелькая то справа, то слева, перекрещиваясь, сплетаясь в красную, с большими прорехами сеть, кривой трубой уходящую куда-то в придорожные скалы. Я не сразу понял, что это не мои трассы, что они тянутся к нам с земли. Было похоже, наш борт, как огромный глупый карась, сунул морду в гигантскую вершу - еще немного, и... Я повернул голову к командиру, но он уже давил на кнопку пуска ракет. Вертолет сказал: "Ффуршш!", вздрогнул, будто налетел на невидимую преграду, и кабина окуталась пороховым дымом. Его тут же смыло набегающим потоком, я даже успел увидеть, как две дружные стаи ракет, пущенных командиром сериями по восемь с каждого блока, ушли вниз. Вертолет, трясясь от перегрузок, вышел из пике и шел влево вверх, прячась от метущих по небу трасс в дымы горящих машин. Глядя себе под ноги, я видел, как правая обочина вскипает разрывами. В наушниках трещало - то ли от разрывов, то ли от помех - и сквозь треск был слышен голос ведомого, он просил "Пыль" прислать звено "шмелей" и пару "пчел" с "таблеткой"; что отвечала "Пыль", мы не слышали, только ведомый после паузы говорил: "Понял вас, понял вас", и я даже не сразу уловил, когда он, прервав переговоры с базой, обратился к нам.