«Сколько нам еще идти? Да, черт, я это и сам знаю… Тоннель почти прямой, а от парка до ЗЖБИ метров восемьсот, не больше. Куда мы идем? А так ли это сейчас важно? Главное, чтобы место было безопасным. Сколько это еще будет продолжаться? Кто те люди, что гонятся за нами? И люди ли это? Лиля говорила что-то про… существ? Да, другие существа — так она сказала. Может, спросить, как мне из этого всего выбраться? Но если бы был реальный и простой способ, неужели она бы сразу не сказала? Отнеси пятачок к Ородруину и сбрось его в лаву, Герман! А чтобы было не скучно, возьми с собой пару хоббитов, ага. Черт, черт, черт! И угораздило же меня… Что там обычно спрашивают герои фэнтези книжек? Почему это происходит именно со мной? Странно, совершенно неинтересно. Тут бы понять, как из этого выпутаться, а не разбираться с синдромом избранности…»
От самокопания его ненадолго отвлекли вытянутые белесые силуэты, прорастающие прямо из выпуклых, похожих на мокрые черепашьи панцири камней. Лишь когда до изогнутых кривулин, торчащих из пола и стен, осталось меньше метра, удалось разглядеть бледно-серые шляпки, с трудом удерживающиеся на рахитичных ножках. Колонии поганок разнообразили местную флору, как умели. А вопросы между тем продолжали кататься внутри черепа, как разбитая неловким ударом бильярдная пирамида.
— Но почему именно пятирублевки? — Не выдержав молчания, Гера выловил ближайший шарик-вопрос. — Что в них особенного? Я могу понять, когда школьники кладут их в ботинок. Все-таки пятерка — она пятерка и есть. Но почему остальные люди считают их счастливыми? То, что помогло на экзамене, далеко не обязательно поможет в другой ситуации, верно? В уповании на пятирублевую монету вообще нет логики!
— Без понятия, Гера. Логику придумали люди. А удачу придумали боги. Или, может быть, это что-то вроде стихии, как шторм или цунами, например. И вообще, если говорить о логике… знаешь, если бы я сотворила этот мир, я сделала бы его гораздо более логичным. Вот почему я гоняюсь за удачей чуть ли не с пеленок, а видала ее с гулькин ху… нос, а ты, ничего об этом не зная, выхватываешь первый приз? Где логика, где разум? Где справедливость, в конце концов?
Очередной риторический вопрос Гера оставил без ответа. Не знал, что можно ответить на этот крик души. Пока Лиля рядом, нужно пользоваться моментом и узнать как можно больше. Ведь, как девушка сама ясно дала понять, она с ним возится, только пока есть возможность поживиться удачей. До конца не понимая, как такое возможно, где-то в глубине души вообще не веря во все происходящее, Герка все же решил действовать практично, желая максимально повысить свои шансы на выживание.
— Сборщики. Расскажи о них подробней, — попросил он. — Гопники, попрошайки всякие — это я уже понял. Мороженщица эта еще… кстати, почему мороженщица?
Лиля фыркнула, словно в жизни не слышала вопроса глупее, заставив Воронцова снова почувствовать себя первоклассником, невесть как попавшим на лекцию к студентам пятого курса.
Распространяя запах тухлятины, навстречу беглецам проплыла распухшая крысиная тушка. Ловко перепрыгнув неприятное препятствие, Лиля подняла брызги чуть ли не до пояса. Воронцов, пытавшийся по стеночке обойти дохлого грызуна, все же промочил кеды и обреченно шагнул в затхлый медлительный ручей.
— Потому что мелочь. Мелкие деньги, — пальцы Лили потерлись друг о друга в характерном жесте. — Везде, где в ходу «железо», могут быть сборщики. Нищие возле церквей процентов на восемьдесят — сборщики. Цыгане, так те вообще поголовно этим промышляют. В Сумеречах их нет почти, а в средней полосе и в Центре знаешь как лютуют?! Мрак! Гопота мелкая тоже завязана. Не многие, конечно. Таким работничкам доверия нет. Да и тем, кто в курсе дел, всего не раскрывают. Большинству говорят, что они редкие коллекционные монеты ищут. Всякие мелкие торговцы, у кого основной товар не выше пятидесяти рублей стоит, тоже могут сбором подрабатывать. Ну, знаешь, пирожки там всякие, батарейки-лотерейки, мороженое опять же… Или вот поликлиники.