Вместе с болью вернулась реальность и все оглушенные чувства. И все же Воронцов заработал еще два болезненных пореза, на плече и на щеке, прежде чем понял: для того чтобы сохранить жизнь, нужно хотя бы отступать. Ноги, впрочем, как и все тело, слушались плохо, норовя подвести в самый ответственный момент. Пару раз, споткнувшись, Герка едва сам не упал на лезвие, и лишь сноровка карлика вкупе с отменным владением ножом продлевали эту кровавую игру. Семка довольно смеялся каждый раз, когда Воронцов шипел или вскрикивал от боли. Вдогонку им летели полные ненависти крики Лили, вперемешку с удовлетворенным смехом Оба-на, находившего происходящее невероятно забавным. Сосредоточившись на том, чтобы не умереть, Герка едва ли их слышал. А когда, споткнувшись в очередной раз, он все же упал, пришло понимание, что распалившийся карлик хочет закончить эти односторонние салки. Это явно читалось в глазах рыжебородого Семки. Вот тогда-то и случилось нечто, чего не ожидал никто.
Не желая, чтобы оскаленная физиономия карлика стала последним, что он увидит в своей жизни, Герка отвел глаза. Точнее, перевел их на Лилю. Как раз в тот момент, когда девушка, вырвавшись из отцовских объятий, ногами вперед сиганула через перила моста вниз, навстречу неглубокой воде… и, как потом сообразил Герка, к широкой плотной тени опоры, колышущейся на ее рябой глади.
Ни Оба-на, стоящий спиной к беглянке, ни Семка, с нехорошей улыбкой склонившийся над упавшим юношей, ни сам Герка не успели ничего предпринять. «Джинсовый» дядька попытался криком привлечь внимание коллег, но безнадежно опоздал. Лиля появилась из тени, отбрасываемой карликом. Выскочила, как одна из тех дурацких пружинных игрушек, что засовывают в красивые маленькие коробочки, чтобы устроить друзьям веселый розыгрыш. Только вместо того, чтобы крикнуть «Бу!», панкушка воткнула в жилистую шею коротышки невесть откуда взявшийся выкидной нож. Пока последний из живых Близнецов стремительно становился мертвым, исторгая из пробитой артерии потоки крови, Лиля уже подскочила к Герке. Помогая встать, она одновременно умудрилась сунуть ему в руку нагретый кругляшок и шепнуть, обжигая ухо горячим дыханием:
— Беги! Добром отдаю, только беги!
Откуда только силы взялись? Герка побежал. Только спустя несколько минут, когда он уже потерялся среди холмов городской свалки, он понял, что Лиля не побежала следом. Лиля осталась.
Он бы вернулся за ней. Нет, правда, вернулся бы. Но грубая ладонь, соленая и пахнущая резиной, явившись ниоткуда, запечатала ему рот, утянув куда-то в недра груды искореженного металлолома. Ровно за секунду до того, как по этому месту пронесся рычащий от ярости Оба-на.
Открытка с пухлощеким медвежонком проскользнула в квартиру Воронцовых незамеченной. Возвращаясь с работы в шестом часу вечера, Воронцова-мама открыла почтовый ящик и, не глядя, вынула из него довольно объемистый сверток бесплатных газет, рекламных объявлений, листовок и прочего накопившегося за день спама. У Валентины Ивановны не было никакого желания, стоя в подъезде, выискивать в этой кипе счета или почтовые извещения, потому-то она, не глядя, сунула макулатуру в сумку, решив разобраться с ней позже. Открывая входную дверь, женщина повздыхала над недавно появившимся на ней граффити. Не то чтобы зеленый клевер с четырьмя лепестками сильно уродовал и без того изрисованный подъезд (во всяком случае, он был гораздо лучше надписи «ГРИНЯ — П…ДОР!», выцарапанной прямо в побелке над электрощитом), однако Валентина Ивановна не одобряла уличное искусство в принципе. От детей, которые не уважают общественную собственность, можно ждать чего угодно, считала она. Впрочем, рисунок занимал ее мысли лишь до тех пор, пока входная дверь не закрылась. Как только Валентина Ивановна оказалась дома, сумка тут же повисла на крючках в прихожей, а бумажный спам перекочевал на тумбочку. Запрятанная между буклетом о «горячих путевках» в Египет и брошюркой иеговистов открытка не обнаружилась до самого позднего вечера, когда, выскользнув… Впрочем, не будем забегать вперед.
К началу седьмого домой вернулся глава семьи, несущий под мышкой зареванную маленькую Наташку. Путь домой пролегал мимо ларька с различной мелочевкой, львиную долю которой составляли игрушки китайского производства — недостаточно качественные, чтобы украсить собой полки нормального детского магазина, но достаточно яркие, чтобы ни один ребенок младше шести лет не смог пройти мимо. Миновать эту цитадель соблазна без истерик со стороны младшего чада умела только мама. Папа же, как человек строгих моральных принципов, просто игнорировал весь шантажистский арсенал дочери, включая бесконечные слезы и топанье ногами. Вот и сейчас, по-быстрому сплавив ребенка под присмотр супруги, Владимир Михайлович поспешно ретировался в душ, смывать накопленную за день усталость. А заодно немного отдохнуть от ультразвука, исторгаемого Наташкиным горлом.