Наконец, она утерла глаза.
— Простите меня. Вы все, наверное, принимаете меня за дурочку.
Мы все заверили ее в обратном, а папа галантно заявил, что он счастлив, что женат на подобной дуре. Даже с растрепанными волосами и глазами, красными от слез, мама никогда не казалась мне более прекрасной, чем в тот момент.
Успокоившись, она попросила меня набросить на себя хоть какую-нибудь одежду.
— Если хочешь, можешь сегодня поспать с нами, — добавила она.
— Нет, мама, я лучше пойду к себе, если ты не против.
— Ты так хочешь? — удивился отец.
— Да, если Полуночнику можно остаться со мной.
— Разумеется, — сказала мама, одаривая улыбкой нашего гостя, который тоже заразительно и широко улыбнулся.
Вдруг, к моему удивлению, она взяла Полуночника за руку и проговорила:
— Я искренне надеюсь, что вы останетесь с нами, хотя бы ненадолго. Если вам нравится у нас, мы выделим вам комнату в сторожевой вышке. Я хочу попросить прощения за свою недавнюю грубость.
У Полуночника на глаза навернулись слезы.
— Да, это и в самом деле было здорово-прездорово.
Прижав его руку к своей щеке, она добавила:
— Спасибо, что вернули мне Джона. Я никогда не забуду вашу доброту. Всегда можете на меня рассчитывать, так, словно бы я принадлежала к вашему народу.
Папа тоже поблагодарил Полуночника и много раз поцеловал маму. Потом перекинул меня через плечо и понес вниз, щекоча и притворяясь, что поймал маленькое озерное чудовище, келпи. Я кричал, чтобы он прекратил сейчас же, но он был беспощаден в своей нежности. Позади нас мама вполголоса беседовала с Полуночником, словно они были близкими друзьями с незапамятных времен.
Донеся меня до кровати, папа взъерошил мне волосы и сказал:
— А теперь спи. Хватит этих волнений. — Он потряс в воздухе кулаком. — И чтобы больше никаких львов, гиен, богомолов или кого бы то ни было.
— Хорошо, — согласился я.
— Спокойной ночи, Полуночник, — сказал папа нашему гостю. — И спасибо тебе.
— Спокойной ночи, мистер Стюарт, — ответил африканец, помахав рукой.
Когда родители ушли, и даже Полуночник давно заснул, я все еще лежал, разглядывая его темноволосую голову, и мне казалось, что глубоко внутри звучит едва различимый звук барабанов, доносящийся из неведомого края.
Глава 13
Проснувшись на следующее утро, я обнаружил, к своему разочарованию, что отец и Полуночник уже уехали. Я позавтракал и впервые за несколько недель вывел Фанни на прогулку. В тот день, стоя на пристани, я вдруг понял, что после того, как утонул Даниэль, у меня пропало всякое желание плавать в реке.
Уже сама мысль о грязной воде, в которой ничего не видно, приводила меня в ужас. Я ошибочно полагал, что скоро смогу преодолеть свой страх, но уже никогда не входил в воду по своей воле. Даже Полуночнику не удалось вылечить меня от водобоязни.
Папа и африканец вернулись вечером, к самому ужину. Увидев меня, Полуночник приветливо улыбнулся, и я улыбнулся ему в ответ, но я был взволнован тем, какое воздействие оказывает на меня его присутствие. Вскоре я начал ощущать, какую огромную власть он имеет надо мной. Одно слово упрека с его стороны могло свести на нет все мои душевные порывы.
Мы болтали какое-то время, в основном о Порту. Он находил город забавным, особенно его жителей. Он заметил также, что португальцы говорят громче, чем другие люди, которых он когда-либо знал.
Я внимательно смотрел на него весь вечер и почти не говорил. Мне было интересно, мог ли Мерлин из легенд о короле Артуре, которые мне рассказывал отец, быть маленького роста и обладать бронзовой кожей. Я пытался представить бушмена с волшебной палочкой в руке в его родной африканской стране.
Когда он жадно принялся за гигантскую порцию печеных яблок, я сделал замечание по поводу башмаков, которые он скинул у двери. Но вместо того, чтобы сказать, что считаю эту привычку примитивной, как ожидали мои родители, я заявил, что, снимая башмаки у двери, он показывает умение держать себя в цивилизованном обществе, и не разносит грязь по всему дому. Отец в недоумении уставился на меня. Мама же, которая как никто другой знала мою склонность к подражанию, парировала:
— Джон, тебе нельзя ходить по дому босиком. Не смей снимать обувь.
— Но она ведь грязная!
— Пусть грязь остается на тебе! Как и твои ботинки. Полуночник — это Полуночник, а ты — это ты.
— Верно подмечено, — засмеялся африканец.
— Вот так! — поддержал папа. — Славно она тебя отшила, парень!